А Максим не боится.

Кажется, он давно продумал такой вариант, потому что с гадкой ухмылкой отвечает:

– Скатертью дорога. И что ты им скажешь? Так, мол, и так, товарищи полицейские, родной отец забрал дочку в квартиру, где она должна проживать вместе с матерью и сестрами. Какой плохой, просто ужасный тип… Не дури, никакое это не похищение. Я – ее отец.

– Никакой ты ей не отец! – я не сдаю позиций. – После того как я объясню полицейским это обстоятельство, они войдут в мое положение. Ты же ей не родной…

– По бумагам очень даже родной, – цокает он языком. – Самый что ни на есть. Хватит устраивать истерики, Кристина!

Стою, смотрю на этого умалишенного и понять не могу, какой реакции он от меня ждет. Всерьез думает, я способна на адекватное поведение после того, как он забрал Еву?

– Возьми себя в руки и иди уже в суд! – командует Максим.

– В суд-то зачем? – поначалу не понимаю.

– Как это зачем? – Максим зло на меня зыркает. – Я хочу, нет – требую, чтобы ты немедленно забрала заявление о разводе. И вечером жду тебя домой с близнецами. Иначе Еву никуда не пущу, ты хорошо меня поняла? А будешь выпендриваться, увезу ее отсюда куда-нибудь подальше…

– Как это увезешь? – Я все никак не могу прийти в себя. – Как это не пустишь ее ко мне? Да я эту дверь выломаю!

– Силенок не хватит, – хмыкает он. – А станешь буянить, полицию вызову уже я. Подробно им расскажу, какая ты неблагонадежная мамашка. Держишь детей в крохотной однушке, ушла от мужа к любовнику, все бы тебе гулять. За детьми не смотришь, из школы не забираешь… Хочешь прослыть хреновой матерью? На суде это будет очень ладно смотреться.

– Ты совсем обалдел?! – У меня срывается голос.

– Хочешь этим вечером быть со всеми дочками? – спрашивает он деловито. – И будешь, но только под крышей родного дома. А теперь марш забирать заявление! Ать-два вон отсюда, ты все поняла?

Стою, хлопаю ресницами и все равно ничего в этой жизни не понимаю.

Максим вправду думает, что похищение ребенка – это идеальный способ сохранить семью? Он совсем слетел с катушек и совершенно неадекватен. А самое обидное – он абсолютно прав в том, что полиция мне вряд ли поможет. Он ведь и вправду по документам отец Евы. И что мне теперь делать? Где искать помощи?

– У тебя нет другого выбора, – меж тем продолжает он.

А выбора у меня и вправду, похоже, нет.

Чтобы найти управу на этого типа, мне остается сделать только одно…

Интересно, как долго и интенсивно Рафаэль будет на меня орать, когда я это сделаю?

Рафаэль

Я зарылся в бумаги.

Сегодня не день, а какой-то форменный звездец. После моего вынужденного отсутствия на работе дел скопилось столько, что разгребать их и разгребать.

Раз уж я получил такую возможность, удачно пристроил близнецов, надо с головой уйти в работу. Но вот этого-то как раз сделать не получается, потому что голова у меня забита одной вредной взбалмошной персоной, которая слишком горда для того, чтобы уделить мне десять минут на кофе.

Отшила, как прыщавого студента. Как будто я микроб какой, а не уважаемый человек.

Я думал, у нас с ней потепление, после того как вчера привел к ней Еву. В кои-то веки нормально поговорили. Хотел по-человечески разъяснить ей, что она в корне неверно меня воспринимала раньше. Ведь, по сути, никакой я не высокомерный и не надменный. Пусть, в школе я и вел себя подобным образом, но это было скорее ширмой, за которую я никого не пускал. Бывало, задирал нос, да, общался с людьми свысока. Но я давно это все перерос.

Ладно, я еще понимаю выводы, которые Кристина сделала из моих высокомерных выходок. Но остальное-то откуда взялось? Почему она решила, что я не могу быть надежным и преданным, что на меня нельзя положиться. Да если в этом мире можно на кого-то положиться, так это на Рафаэля Давидяна, ей любой скажет.

Я ответственный работник, у меня куча друзей, которые вполне могут мне доверять. И жена! Была… Нет, жена – плохой пример, но тут уж ничего не поделаешь.

В общем, я хотел популярно разъяснить Кристине, что уже давно не восемнадцатилетний школьник, каким она меня знала. Что я повзрослел во всех смыслах и изменился.

Однако она даже слушать меня не захотела.

Самое паршивое – понять не могу, почему меня все это так задевает? С другой стороны, кому будет приятно, если про тебя думают всякую гадость? Ладно бы кто посторонний, плевал бы я на это с высокой колокольни. Но Кристина – мой незакрытый гештальт, ничего не поделаешь. Мне важно, каким она меня видит. Почему? Важно, и все тут.

Неожиданно оживает звонком мой телефон. И, о чудо, на экране светится имя Кристины.

Первая мысль: что-то случилось с близнецами.