Шрифт:
– Папа, я порезалась, – охает Ева.
Будто подслушала мои мысли, честное слово.
Она трясет правой рукой, на которой, между прочим, ни капли крови.
Эта девица-красавица будто задалась целью взбесить меня по полной программе. Только и делает, что жалуется. Стопроцентно специально так сказала, чтобы я пожалел, как сделала бы мать. Думает, я поведусь, что ли? В отличие от некоторых, я не тупой, видно же, что слезы в ее глазах не настоящие.
– Больно, – продолжает Ева, кусая губу.
– Че у тебя там болит? – рявкаю на нее. – Что угодно придумаешь, лишь бы увильнуть от работы. Три пол, я сказал! Чтобы через полчаса кухня блестела.
С этими словами разворачиваюсь и ухожу.
На ее наигранный скулеж внимания не обращаю вовсе. Разбалованное, мерзкое создание, мать вконец ее испортила. Ей полезно потрудиться – труд, как говорится, облагораживает.
Интересно, что бы сказала Кристина, когда увидела бы, что именно я приучаю ее дочь к труду, хотя это задача матери.
Тихо посмеиваюсь, припоминая потерянное лицо жены.
А все-таки день сегодня выдался на редкость удачный.
Мне удалось провернуть такой финт! Кристина, поди, чувствует себя полной дурой, ведь и близко не ожидала, что я догадаюсь забрать дочку домой. А все мамины советы: «Действуй через детей». Вот действую, причем очень успешно.
Теперь Кристина у меня с рук есть будет. Как миленькая пойдет на все мои условия, и прыти у нее поубавится, когда заберет заявление о разводе. Жена вернется домой, и я ей пригрожу тем, что отсужу детей, пусть переписывает квартиру на мою мать. Уж потом она никуда не рыпнется, останется со мной. Станем жить-поживать и добра наживать. Мне.
Все-таки во мне живет настоящий стратег!
Неожиданно слышу звонок в дверь.
Странно… Я ожидал, что Кристина вернется много позже. Что-то не верится, что она уже успела сходить в суд и забрать заявление.
Иду в прихожую, смотрю в глазок, а там и правда Кристина.
Волосы в растопырку, глаза бешеные, ни дать ни взять фурия.
Открываю дверь и на ходу говорю:
– Если ты опять пришла качать права, то не на того напала, ясно тебе?
Однако передо мной неожиданно вырастает этот чурбан, сосед Кристины. Я его сразу признал, внешность уж больно характерная: черноглазый, черноволосый верзила. И морда соответствующая – мерзкая, будто даже не живая, на убийцу похож!
Я снова поворачиваюсь к жене и ору:
– Ты совсем сбрендила, натравливаешь на родного мужа всякую шушеру?
– Сейчас покажу, кто тут шушера! – рычит он.
Секунда…
Один резкий взмах кулаком…
И вот моя грудная клетка уже разрывается от боли, а в легких разом заканчивается воздух. Только и могу, что ловить ртом остатки кислорода, который, кажется, весь закончился, и хрипеть.
Валюсь спиной о стену и сползаю на пол.
Только вот упасть-то мне не дают.
Ушлепок хватает меня за грудки и ставит на ноги, ощутимо встряхивает.
Потом он оборачивается к моей жене и говорит:
– Иди за Евой, а я этого пока спрячу на лестнице, чтобы не пугать ребенка его расквашенной мордой.
Он что, лицо мне разбить собрался?
Вокруг, как назло, ни души!
И на лестнице на десятом этаже тоже наверняка никого не будет. Я ведь лично всех курильщиков отсюда повыгонял, как только въехал. Жаловался на них в домоуправление каждый день. У-у-у…
– Хорошо, – кивает Кристина и решительно направляется к двери.
Тут-то мне и становится по-настоящему жутко. Что этот тип сделает со мной на безлюдной лестнице?
– Кристина, не уходи! – смотрю на нее умоляюще.
А она лишь хмыкает в мою сторону и юркает в квартиру.
– Крадешь маленьких девочек, значит, – гудит мне в ухо этот полоумный и вправду тащит на лестницу. – Сейчас я тебе покажу, что за такое бывает.
Из моей головы разом улетучиваются все разумные мысли, остается лишь дикий, животный страх.
– Мама… – все, что могу прокричать.
Глава 32. Ничего не кончено
Кристина
Я вбегаю в квартиру, еще недавно бывшую мне домом. Теперь же она поросла грязью и стала похожа на медвежью берлогу.
– Ева! – кричу что есть силы.
Мне не отвечают, и тогда я вбегаю в гостиную, оглядываюсь по сторонам.
Из кухни слышится какое-то движение, я спешу туда.
Застаю жуткую картину того, как моя дочка прямо в белых колготках и школьном платье сидит на грязном полу с тряпкой в руках. Личико зареванное, взгляд несчастней некуда.