В современном наборе «исключительных духовных характеристик японской нации» в качестве одной из главных выделяется понятие «групповое сознание» (новое понятие, сменившее довоенный националистический термин «единство нации»). К нему апеллирует и на него опирается вся система японского управления, которая благодаря успехам японской экономики стала объектом пристального внимания экономистов, управленцев и журналистов.

Содержание идеи, на которой базируется идеологическая политика внутри государства, в большой степени обусловливает и способы включения сознания и поведения людей, определяет, какие социальные установки и модели поведения окажутся наиболее адекватными провозглашаемой и реализуемой идеологической доктрине. «Групповое сознание» в качестве японской формулы национализма требует от японца прежде всего трудового участия в общегосударственном деле. Все градации уровня патриотической преданности японца связаны с качеством его работы.

Интересно сопоставить с этой формулой нашу отечественную формулу патриотизма, которая до последнего времени основывалась исключительно на «чувстве гордости за свою великую Родину», невзирая ни на что. Степень патриотической преданности оценивалась по степени этого «невзирания» и не имела никакого реального отношения к качеству трудового вклада человека. В Японии же национализм как осознание своей принадлежности к нации растворяется в структуре управления. Задача управленца состоит в том, чтобы включить рабочего в систему общего разделения труда. Таким образом, индивид приобщается к идее «Великой Японии» через трудовое участие.

Социально-психологическое управление сознанием народа осуществляется в любом современном государстве, однако японская форма идеологического воздействия, включенная в систему социально-производственного управления, существенно отличается от принятых на Западе. Это связано со сложившимися в рамках общества базисными принципами социального контроля, которые проявляются во всех видах межличностных в межгрупповых взаимодействий в ситуациях «команды», «требования» и «выполнения».

В основе японского способа управления лежит имплицитное знание о том, что поведение зависит от мотивов, которые определяются ценностями человека. Эта взаимозависимость ценностных ориентаций и конкретного поведения осознается и в содержательном отношении. Так, известно, от каких именно ценностей зависит тот или иной способ поведения. Например, с ориентацией на «принадлежность» к социальной группе связывается социально конформное поведение.

Такое представление о внутренней структуре поведения определяет стратегию управления им, а именно: один из компонентов управления, контроль, осуществляется не на этапе реального поведения, а на этапе формирования ценностных структур личности. Другими словами, управление переносится из внешней сферы во внутреннюю. Идеальная модель такого принципа — в полном самоконтроле, уменьшающем необходимость дорогостоящих органов контроля.

Управление с минимальным внешним контролем создает иллюзию свободы поведения, что воспринимается индивидом как доверие со стороны общества и порождает з нем чувство ответственности. «Доверие» это крайне специфическое, поскольку систематически и неукоснительно осуществляется контроль над мыслями и мотивами через контроль над системой ценностей.

В западных странах в применении знания о ценностно-мотивационной структуре поведения есть существенное отличие: ценностные ориентации и мотивы воспринимаются как «данное», поэтому ставится задача только распознавать их и, значительно реже, формировать в соответствии с потребностями общества. Контроль осуществляется на этапе реального поведения с помощью внешних санкций, а ценностно-мотивационная структура личности выступает лишь как объект диагностики с целью повышения эффективности санкций. По сравнению с принципами японского управления такой способ обеспечивает только узкую сферу управления поведением, тем самым вся система социального контроля оказывается ненадежной и дорогостоящей. Относительно малая свобода поведения, связанная с субъективным восприятием санкций, вызывает недоверие у индивида к социальным институтам, ограничивающим его поведение, что приводит к рассогласованию ценностных ориентаций и способов их реализации на поведенческом уровне. Последнее приводит к еще более вынужденному усилению внешнего контроля, нарушению стабильности социальной системы, увеличению девиантных форм поведения.

Рассмотренная система социального контроля в Японии переносит его осуществление из сферы санкций в область формирования желательных свойств личности (в частности, с помощью системы «морального воспитания») и подразумевает ае перестройку нравственной, нормативно-ценностной структуры личности, а ее направленное формирование на ранних этапах социализации.

Система «морального воспитания» возникла и стала развиваться в Японии в конце 70-х годов XIX в. в условиях политических и социальных преобразований, объявленных как «курс на модернизацию страны». В ситуации практического отсутствия минеральных ресурсов, при научно-технической отсталости, в крайне сложных природно-климатических условиях японские правители с самого начала сделали ставку на «человеческие ресурсы». Роль важнейшего средства мобилизации народа для решения насущных государственных задач отводилась новой системе образования.

Основываясь на специфическом для японской культурной традиции представлении о человеке и обществе, сформированном под влиянием конфуцианского, буддийского, синтоистского учений, теоретики и практики «модернизации» Японии стали разрабатывать и внедрять концепцию управления обществом, признающую основным средством воздействия на людей изменение их внутреннего мира с целью формирования заданной модели личности. Возможность осуществления политических, экономических и социальных задач рассматривается в прямой зависимости от возможности управления поведением людей. Требуемые изменения в поведении ставятся в зависимость от внедрения в сознание предусмотренных нравственных ценностей.

Осуществляя эти принципы в практике государственного строительства, правители Японии придавали первостепенное значение внедрению всеобщего обязательного образования, важнейшей задачей которого считалось воспитание граждан, — способных к реализации выдвигаемых на государственном уровне задач и связывающих с этой деятельностью свои личные устремления. «Наша страна, — писал видный политический деятель того времени Мори Аринори, — должна из третьеразрядной стать второразрядной, а потом перейти в первый разряд и в конце концов стать ведущей страной в мире. Лучший способ достичь этого — заложить основы начального образования» [4, с. 231]. В одном из наиболее популярных трактатов, «Поощрение просвещения» («Гакумон но сусумэ»), указывалось: «Все наши граждане, благородные и простые, должны осознавать свою личную ответственность перед страной» [14, с. 68].