В то же время, он знал, что не стоит вообще посещать Элизу с помощью браслета.

Зачем мне браслет, если я не буду им пользоваться?

Буду, но не с ней. С кем угодно, только не с ней. Ей было очень неприятно, когда я оказался у нее в голове, и узнал о ней все. Разве не помнишь, насколько ей было стыдно?

«Ну и к тому же, — подумал он, — Брентвуд очень далеко отсюда. Особенно для первого одиночного путешествия».

Сколько там, миль восемь или десять?

Только безумец станет пробовать такие расстояния сразу. Надо сначала потренироваться на чем-нибудь ближе к дому. А потом уже потихоньку увеличивать дистанции.

И в любом случае — не для того, чтобы добраться до дома Элизы.

Я никогда не должен использовать браслет на ней. Больше никогда.

И раз уж я взялся давать самому себе клятвы, то надо пообещать никогда не использовать браслет и на Марте.

Он был не готов к такому зароку. Знал, что если даст такое обещание, и потом нарушит, то будет себя презирать.

Ладно, посмотрим.

Но насчет Элизы — сто процентов. Если я захочу узнать, что она чувствует и что думает, то сделаю это как положено. Приду к ней, поговорю с ней, спрошу ее.

Может, завтра?

Нет.

Я должен держаться от нее подальше, иначе с Мартой будут проблемы.

Я не хочу, чтобы были проблемы с Мартой. Я люблю ее.

Ты не можешь любить их обеих.

Блин, во что же я вляпался.

Но приятно вляпался. Уж лучше любить двух женщин, чем ни одну.

Наверное. Не знаю.

Нил увидел вывеску «Видео-Сити». Внезапно вспомнил человека, которого застрелил. Возникло такое чувство, словно из-под него вдруг выдернули автомобиль.

Хоть он никогда полностью и не забывал о случившемся, но странное, невероятное знакомство с Элизой и ее браслетом изрядно вскружило ему голову и вытеснило из мыслей все прочее за последние несколько часов.

Будто мироздание дало ему временную передышку.

Но сейчас, все эти подавленные неприятные мысли хлынули в голову сплошным потоком.

Воспоминания о пережитом ужасе. Тревога, что его могут поймать.

Что, если меня вычислят?

И каким же, интересно, образом?

Очень простым. Достаточно, чтобы хоть один человек видел хотя бы часть того, что происходило, что-то заподозрил, и записал номер моей машины. Дальше — дело техники.

А кроме этого?

Если никто не зафиксировал его номера, то других зацепок практически нет, и он может спать спокойно.

Если только он или Элиза не проболтаются кому-то.

Что маловероятно.

«Но если даже что-то и всплывет, — заверил он себя, — Мы наверняка сможем без труда убедить полицию, что это была самооборона».

Тогда зачем мы заметали следы?

— Тогда это показалось хорошей идеей, — пробормотал он.

Затем повернул налево за видео-прокатом. Проехал мимо парковки.

«Я сошел с ума?» — подумал он.

Еще есть время развернуться.

Нет. Он должен был хоть краем глаза посмотреть на ту улицу, и убедиться, что она не кишит полицейскими.

А если это так? Если они меня остановят и обыщут, то найдут пистолет в кармане.

Для этого им нужно правдоподобное обоснование. Они не могут просто обыскивать кого попало без весомой причины, а меня нет повода ни в чем подозревать.

Достаточно просто вести себя нормально.

Кроме того, он планировал свернуть на ту улицу за целый квартал от места, где скорее всего могут оказаться копы — если они там будут, конечно. Мог бы просто сделать левый поворот, не проезжая мимо места преступления, и вернуться на бульвар.

Элементарно.

Приблизившись к тупику, он увидел в прорезавшем темноту свете фар то самое поле, старые рельсы, мусор, каменистую землю, заросли травы, узкую лесополосу под насыпью автострады.