Когда он шел по палубе, каждый дитя палубы смотрел ему в глаза и кивал, показывая, что они одобряют его месть за Меванса. Он спустился по лестнице на нижнюю палубу, сжимая рукоять прямого меча, но у него не осталось воспоминаний о том, как он перерезал горло Гесте, – нет, его рука помнила то ужасное мгновение, когда меч обрушился на шею хранителя шляпы, и Джорон чувствовал, что никогда не освободится от боли, несмотря на месть или пройденный дальше путь. Она останется у него в душе, как язвы от гнили кейшана на теле.

Еще того хуже – его тревожило, что Старуха отвергнет его из-за того, что творил Черный Пират. Она увидит раны его духа, множество отнятых жизней, которые он мог сохранить, не говоря уже о смертях в Бернсхъюме, и сложит их к его ногам. Возможно, он и отомстил за Меванса в этой жизни, но если существует другая, то сможет ли он когда-нибудь сказать другу, как сильно сожалеет о том моменте, когда тот пожертвовал ради него собой? Или ему предстоит, как Серьезному Муффазу, закончить свои дни, вечно скитаясь в холоде и тьме морского дна? В полном одиночестве?

Джорон ощутил острую боль, споткнулся, на миг нога из кости ему изменила, и он упал, ударившись о стену «Дитя приливов».

– Проклятье именем Старухи, – выругался Джорон.

Рядом с ним только что проснулся опытный дитя палубы, Бонин, который выбирался из гамака.

– Будем считать, что «Дитя приливов» налетел на лишнюю волну, хран-пал, – негромко сказал он и стал подниматься на палубу.

– Да, – проговорил Джорон, благодарный даже за такое слабое утешение, – будем считать, что это была лишняя волна.

Он негромко постучал в дверь каюты-гнезда Ветрогона.

– Входи, Джорон Твайнер, – сказала она, и он шагнул в яростный взрыв пиршества цвета, наполнявшего ее гнездо.

Теперь, когда Мадорры больше не было, Ветрогон добавила новые детали в свое гнездо и прогнала остальных соплеменников в другую часть корабля. Джорону пришлось с осторожностью пробираться между разными предметами, некоторые были самыми обычными: осколки рукомойников, кусочки ткани крыльев, старая одежда и битая посуда из камбуза; другие – странными, добытыми Ветрогоном на островах, которые они посещали, необычные ракушки и камни, сорняки и старые кости. Ветрогон сидела в своем гнезде, и ее сияющие глаза, моргая, уставились на Джорона.

– Печальный Джорон Твайнер, – мягко сказала она. – Не надо печаль.

– Я думаю о разрушениях, которые посеял, Ветрогон. О смертях, причиной которых стал.

– Друзья? – спросила она.

– Да, друзья, но не только. Обо всех, кого я отправил к Старухе, многие из них этого не заслуживали.

Ветрогон заморгала, глядя на него.

– Люди плохие, – сказала она.

– Все люди?

Ветрогон издала щебечущий звук, слегка приоткрыв клюв, а затем дважды громко чирикнула.

– Нет все. Много.

– Они не понимают, как быть другими, Ветрогон, и я не знал, когда встретил тебя. Они видят только то, что есть, но не то, что могло быть, – проговорил Джорон.

– Не помогать Ветрогону. – Она щелкнула клювом, словно пыталась поймать в воздухе нечто невидимое. – Джорон Твайнер. Женщина корабля. Они помогли Ветрогону. – Потом она наклонила голову в сторону. – Иди смотреть. Иди, иди. – Он подошел к ней, ему пришлось отодвинуть в сторону ракушки, и он увидел, что она сняла покровы с лежавшего в гнезде яйца. – Хорошая вещь, да? Хорошая?

– Я думаю, да. Я так надеюсь, но…

– Нет но. Нет но. Слушай, – сказала она протяжно, совсем не так, как обычно говорят ветрогоны. – Слушай, Джорон Твайнер, слушай.

Он впустил в свое сознание голоса корабля, стараясь мысленно отделить знакомые звуки от тех, которые прежде не слышал. И наконец среди привычных уловил тот, что показался ему новым, – легкие щелчки и скрип. Джорон поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, пытаясь определить направление нового звука, и понял, что он исходит от яйца, – нет, не от него, а от того, что находилось внутри. Он протянул руку и замер, когда Ветрогон чуть его не укусила, ее тело метнулось вперед, острый клюв открылся, раздалось угрожающее шипение. Однако она замерла, как только его рука застыла в воздухе. Голова Ветрогона, теперь она находилась под его подбородком, повернулась, и один сияющий глаз посмотрел на Джорона. Она медленно отодвинулась. Громко чирикнула и щелкнула клювом.

– Делай, делай, – сказала она.

– Ты уверена? Мне показалось, что ты собиралась меня укусить, – проворчал Джорон.

– Женщины и мужчины. В карьере. Только брали яйца. Только причиняли вред.

– Тогда я не стану прикаса…

– Делай, – повторила она. – Делай. Верить Джорон Твайнер. Потрогай.

Джорон снова протянул руку, не спуская глаз с Ветрогона, но на сей раз она не пошевелилась, хотя и не спускала с него глаз. Он приложил пальцы к гладкой разноцветной поверхности яйца, и все это время Ветрогон наблюдала за ним, переводя взгляд с руки на лицо и обратно. Яйцо оказалось теплым – от жаркого тела Ветрогона, так решил Джорон. Потом он снова услышал и почувствовал постукивание. Что-то внутри двигалось.