Дат.: до конца июня 1918 г. — по времени создания рукописи РЦ 1918 (см. вступительную статью к разделу «Комментарии» в т. I наст. изд.).

При создании ст-ния Гумилев использовал фрагмент ранней поэмы «Сказка о королях» (ПК; см. № 21 в т. I наст. изд.). В общем архитектоническом замысле РЦ и Ж 1918, воссоздающем хронологию творческого развития автора (см. подзаголовки книг), «Баллада», очевидно, была призвана эмблематизировать ранний гумилевский «демонизм» начала 1900-х гг. (см. комментарии к № 21 в т. I наст. изд.). В диссертации С. Н. Колосовой (1998) подытожены ранее известные толкования гумилевского текста, а также добавлен ряд существенных наблюдений. По мнению С. Н. Колосовой, ст-ние «содержит целый ряд символов, каждый из которых является “свернутым сюжетом”, позволяющим вывести в произведении дополнительное содержание. <...> Лирического героя в жизни сопровождает “друг Люцифер”. Обращает на себя внимание номинация данного образа. Семантика его двойственна. Это не сатана, не дьявол, а именно Люцифер, <...> в христианской традиции — одно из обозначений сатаны как горделивого и бессильного подражателя тому свету, который составляет мистическую “славу” божества». Но, с другой стороны, в новозаветной книге Откровения Иоанна Богослова Христос себя называет утренней звездой: “Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя” (Откр. 22:16). Так номинация образа обозначает его двойственную природу. Подарок Люцифера (“золотое с рубином кольцо”) может оказаться и божественным даром, и сатанинским искусом (традиционная для творчества Н. С. Гумилева постановка проблемы: от Бога или от дьявола дается творческий дар). Лирического героя в жизни сопровождает сатана, и сюжет стихотворения апеллирует к песне о падении Вавилона книги пророка Исайи. При сопоставлении стихотворения Гумилева с библейским текстом становится очевидно, что лирический герой повторяет судьбу Люцифера, и Люцифер оказывается не только его “другом”, но и двойником, герой отождествляется с ним. Обращает на себя внимание образ “золотого с рубином кольца”, который принадлежит к т. н. постоянным образам, используемым Гумилевым. Вообще кольцо, круг — проекция сферы олицетворяет целостность, гармонию, совершенство. По преданиям кольцо, так же как колесо или щит (т. е. предметы в основе имеющие круг), было обозначением солнца. <...> В соответствии с этими представлениями высматривается интересный семантический ряд: герой, отдав кольцо — символ солнца — деве луны, как бы сам предпочитает лунный свет солнечному. Лишившись кольца, он сам разрушает гармонию и совершенство, которые его окружали (ср. с героем рассказа И. А. Бунина “Безумный художник”, для которого кольцо — “предсмертный завет” написать рождение новой жизни, нового человека, но он использует не солнечное освещение при создании картины <...> и это влияет на результаты работы — художник создает картину смерти). Так мифологический сюжет, появляющийся при дешифровке образа Люцифера, в значительной степени определяет содержание произведения в целом. <...> “Баллада” сюжетно и архетипически является поэтическим вариантом новеллы “Скрипка Страдивариуса”» (Колосова С. Н. Н. Гумилев: Прозаик и поэт. Автореф. канд. дисс. М., 1998. С. 11–12).

Ш 1921.

Ш 1922, вар., ИС 1946, вар. Ш 1922, СС 1947 I, вар. Ш 1922, Изб 1959, вар. Ш 1922, СС II, вар. Ш 1922, Изб 1986, Ст 1986, вар. Ш 1922, Изб (Огонек), вар. Ш 1922, СП (Волг), СП (Тб), вар. Ш 1922, БП, вар. Ш 1922, СП (Тб) 2, вар. Ш 1922, СП (Феникс), вар. Ш 1922, Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), вар. Ш 1922, ОС 1989, вар. Ш 1922, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, вар. Ш 1922, СПП, вар. Ш 1922, ЗС, Ст (М-В), вар. Ш 1922, ШЧ, Изб (Слов), вар. Ш 1922, Кап, вар. Ш 1922, СС (Р-т) II, вар. Ш 1922, Изб (Х), ОС 1991, вар. Ш 1922, СС I, вар. Ш 1922, СП (XX век), Изб (Слов) 2, вар. Ш 1922, СП (Ир), вар. Ш 1922, СП (К), вар. Ш 1922, Ст (Яр), вар. Ш 1922, Круг чтения, вар. Ш 1922, Изб (XX век), вар. Ш 1922, Ст 1995, вар. Ш 1922, Изб 1997, вар. Ш 1922, ВБП, вар. Ш 1922, Изб (Сар) 1–2, МП, вар. Ш 1922, СП 1997, вар. Ш 1922, Ежов-Шамурин 1925, вар. Ш 1922, Русская поэзия (Будапешт) 1973, вар. Ш 1922, Русская поэзия (Будапешт) 1984, вар. Ш 1922, Акме, вар. Ш 1922, Ежов-Шамурин 1991, вар. Ш 1922, Душа любви, вар. Ш 1922, Дніпро, вар. Ш 1922, Хрестоматия по истории русской литературы конца XIX — начала XX века / Под ред. Е. В. Владимирова. Сост. Л. В. Лепаева, И. П. Яковлева. Чебоксары, 1993, Антология акмеизма. М., 1997, вар. Ш 1922, Ленинградская правда. 1988. 8 июля. № 158 (22300), вар. Ш 1922.

Автограф 1, вар. — Архив Лукницкого (фотокопия — Огонек. 1987. № 15). В ст. 18 вместо «смеются улыбкой» ранее было: «пугают усмешкой». Автограф 2, вар. — «О тебе, моя Африка», Архив Лукницкого.

Дат.: осень-зима 1918 г. — см. вступительную статью к разделу «Комментарии».

Восторженно отозвался об этом ст-нии И. Оксенов: «Подлинно, перед нами встает мощный образ — сама Африка: <цит. ст. 1–2> Это, во всяком случае, — глава, которую должна учесть история всемирной поэзии» (Оксенов И. Письма о современной поэзии // Книга и революция. 1921. № 1 (13). С. 31). Ему вторил Ю. Айхенвальд: «...вообще для Гумилева расстилает знойные ткани своих поисков его любимица Африка, “на дереве древнем Евразии исполинской висящая грушей”.

Свою гордость и грезу он полагает в том, чтобы Африка в благодарность за его песни о ней увековечивала его имя и дала последний приют его телу: <цит. ст. 21–28>» (Айхенвальд. С. 36). Более сдержанно оценил «Вступление» Ю. Верховский: «Экзотика “Шатра” иногда звучит каким-то гимном, то умиленным — <цит. ст. 3–4> — то, по-своему, дико-торжественным...» (Верховский. С. 122).

«Есть область, — писал О. Ильинский, — в которой Гумилев не имеет конкурентов на русском языке. Я имею в виду его африканскую лирику. В отношении этнографии, истории и фольклора Африки Гумилев обладал обширными специальными знаниями, в его африканских стихах постоянно встречаются намеки на конкретную историческую эпоху. Но убедительные, словно выросшие из почвы художественные картины Африки Гумилев создает благодаря огромной и напряженной, пластически выразительной и объективной фантазии. Его Африка убедительна именно потому, что мифологична. А раз мифологична, следовательно и вневременна. Как известно, поэт неоднократно бывал в Африке. Он гениально схватил ее колорит, она получилась у него шире и глубже любых, хотя бы и очень точных, непосредственных впечатлений. Произошло чудо: черный континент буквально загудел в русском стихе. Гумилев и экзотика — об этом много говорилось. Но Африка Гумилева значительно шире экзотики не только потому, что поэту близка всякая стихия и всякая культура (это ведь пушкинская черта), а еще и потому, что и здесь Гумилев ищет и находит возможность соотнести Африку с христианской религиозной культурой. Африка занимает определенное место не только в художественном, но и в религиозном миросозерцании поэта. Вот несколько строф из вступления к сборнику “Шатер”: <цит. ст. 1–12>. Вот она, так сказать, центральная подоплека Африки, вот ее братство со всем миром и место ее в нем, вот огромное, почти мифологическое обобщение. Африка поручена “неопытному ангелу”. В Африке Гумилева, несмотря на темную стихию, слышатся отзвуки рая, только Адам в нем темный и “безрассудный”. В Африке видится Гумилеву детство человечества. Это выражение следует понимать совершенно символически. Художественный миф поэту необходим. Не следует видеть в Африке Гумилева отзвуки руссоизма — поэт вовсе не наивен. Он знает, чего он хочет. Гумилев обладал сильным чувством природы, в своей Африке он вписывает человека в природную стихию, он наделяет его первобытной наивностью. И через эту-то первобытную наивность поэт раскрывает себя самого и чувствует свое братство с этим черным Адамом. Он ведь и себя вписывает в африканский пейзаж: <цит. ст. 25–28>. Для Африки Гумилева характерны библейские ассоциации...» (Ильинский О. Основные принципы поэзии Н. Гумилева // Записки русской академической группы в США. 1986. № 19. С. 393–394).

Ст. 25–28. — Имеется в виду евангельский эпизод бегства Святого семейства в Египет от преследований Ирода, приказавшего истребить новорожденного Царя Иудейского (Мф. 2:13–15). Вяч. Вс. Иванов отмечал, что заключительный образ ст-ния может теперь быть расшифрован в свете африканских дневников Гумилева, в которых дается описание складня с изображением Христа и Марии; этот предмет восточно-африканского искусства позволяет постичь главную идею ст-ния: портрет Африки как неразумного существа, чей ангел-хранитель — неопытный; весь образ основан на искренней христианской вере, заметной во всем зрелом творчестве Гумилева (см.: Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка // Ст ПРП. С. 12).

Ш 1921.

Ш 1922, вар., СС 1947 I, вар. Ш 1922, Изб 1959, вар. Ш 1922, СС II, вар. Ш 1922, Изб 1986, СП (Волг), СП (Тб), вар. Ш 1922, БП, вар. Ш 1922, СП (Тб) 2, вар. Ш 1922, СП (Феникс), вар. Ш 1922, Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), вар. Ш 1922, ОС 1989, вар. Ш 1922, Изб (М), Ст (XX век), Ст ПРП, вар. Ш 1922, СПП, вар. Ш 1922, ЗС, вар. Ш 1922, ШЧ, Ст Изб (Слов), вар. Ш 1922, Кап, вар. Ш 1922, СС (Р-т) II, вар. Ш 1922, Изб (Х), ОС 1991, вар. Ш 1922, Соч I, вар. Ш 1922, СП (XX век), Изб (Слов) 2, вар. Ш 1922, СП (Ир), вар. Ш 1922, СП (К), вар. Ш 1922, Ст (Яр), вар. Ш 1922, Круг чтения, вар. Ш 1922, Изб 1997, вар. Ш 1922, ВБП, вар. Ш 1922, Изб (Сар) 1–2, МП, вар. Ш 1922, СП 1997, вар. Ш 1922.

Автограф, вар. — ИРЛИ. Р. III. Оп. 1. № 1010. Л. 1.

Дат.: осень-зима 1918 г. — см. комментарий к № 4. Расположение ст-ния соответствует архитектонике Ш 1922.

Перевод на англ. яз. («The Red Sea»), вар. Ш 1922 — SW. P. 64–65. Перевод на чешский яз. («Rude more»), вар. Ш 1922 — Honzik.

«Дико-торжественным гимном» в экзотике «Шатра» назвал «Красное море» Ю. Верховский, процитировав ст. 1–4 (Верховский. Ст. 122). Современное восприятие ст-ния исторически масштабно: «“Красное море” напомнит Моисееву Книгу: “И гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею и расступились волны” <цит. ст. 37–40>» (Размахнина В. К. Серебряный век. Очерки к изучению: Учебное пособие. Красноярск, 1993. С. 93).

В экземпляре «Шатра», принадлежащем В. А. Мануйлову, имеются комментарии Д. А. Ольдерогге — хранителя Африканского фонда в Музее антропологии и этнографии, сделанные им в 1940-е гг. «Слава Богу, свежо, надоела жара... — Красное море одно из самых жарких мест на всем земном шаре. На его берегу находится полюс жары. От Суэца до Бабель-Мандеба звенит... — пролив, соединяющий Красное море с Индийским океаном. Лучше: Баб-эль-Мандеб. Арабское название означает “ворота плакальщиц”» (цит. по копии комментариев, переданных В. А. Мануйловым в архив В. П. Петрановского). Ст. 25–32, ред. Ш 1922 приводятся Б. Шерр как пример русского четырехстопного анапеста — в данном случае с подчеркнутой тенденцией к сильному (на существительном, глаголе, прилагательном) гиперметрическому ударению на первом слоге (здесь в 5 из 8 процитированных ст. Однако гиперметрическое ударение ставится только на одну из первых 12 строк: поэт как будто начинает свободно прибегать к данному приему, лишь четко установив метрические очертания ст-ния) (см.: Scherr Barry P. Russian Poetry: Metre, Rhythm, and Rhyme. Berkeley and Los Angeles, 1986. P. 100). Ст. 36. — Эолова арфа — мифический струнный инструмент древности, отзывающийся на дуновения ветра. Ст. 38–40. — См. библейский сюжет об исходе евреев из Египта (Исх. 14:21–23, 27).