Мы и не замечаем, как солнце исчезает за горизонтом. Ночь сгущается прямо на глазах. Под нами, у самой воды, дети пускают фейерверки — словно пытаются накормить огнями эту ночь, как только что народившуюся зверушку. А ласковый прибой мурлычет ей свою колыбельную и нежно, волна за волною, гладит ночной песок. Одинокая собака уплывает все дальше и дальше от берега. Как и мой рассеянный взгляд…

— Поппо-тян! — Тенорок госпожи Барбары звучит у самого уха. — Морской закат — это тоже здорово, но лапша-то сейчас остынет!

Она подкладывает мне добавку. Ноздри щекочет замысловатый азиатский аромат: кисло-сладкий, распадающийся на целую гамму оттенков потоньше.

Стоит подцепить эту лапшу грубоватыми палочками, как от нее танцующими клубами валит белесый пар. А хрустящий жареный арахис придает танцу особый ритм, отчего поедать все это становится еще вкуснее.

Под зубками госпожи Барбары румяные харумаки потрескивают особенно деликатно. Воистину тех, кто скитался по белу свету, уже не испугает ни кориандр, ни соус нам-пла.

Тушеный шпинат, к моей радости, оказался просто идеален — ровно с той кислинкой, какая нужна, и не более.

При этом все порции такие огромные, что тремя блюдами на двоих мы наелись до отказа.

Когда я снова смотрю на море, над ним уже загорелись звезды. Почему же именно над морем, как я заметила, привычные созвездия выглядят особенно крупными и растянутыми?

Глядя на эти звезды, я пытаюсь беседовать с ними без слов.

— Ах… Вот и лету конец! — вздыхает госпожа Барбара и устало сутулится.

Да, закончится Обон — и этот оживленный морской пейзаж опустеет, а к началу сентября и все летние ресторанчики уберут отсюда.

— А какое у вас любимое время года, госпожа Барбара? — спрашиваю я, продолжая глядеть на море.

— Да каждое, конечно! — удивляется она вопросу. — А как же иначе? Весной сакура цветет. Летом можно купаться в море. Осенью всегда очень вкусно, а зимой — тишина и красивые звезды… Я ненасытная, всех люблю. Весну-лето-осень-зиму… Всех четверых одинаково!

Я улыбаюсь: госпожа Барбара в своем репертуаре…

— Ну а ты, Поппо-тян? — спрашивает уже она. — Какое у тебя любимое?

— До сих пор считала, что лето… — невнятно промычала я.

— О! Значит, это лето тебя не очень порадовало?

— Ну… Не то чтобы, но…

Я натянуто улыбнулась.

Дети прикончили все фейерверки, собака вернулась на берег. Ветер с моря начал крепчать. Как бы жарко ни было днем, по ночам здесь все-таки зябко. Я уже открыла сумку, чтобы достать кардиган, как вдруг госпожа Барбара предложила:

— А давай погреемся чайком где-нибудь во-он там?

Под «вон там» она подразумевает кафешки пляжа Дзаймоку-дза. Перебраться туда из Юигахамы можно по узенькому деревянному мосту, перекинутому через речку Намэри как раз для тех, кто желает перебраться с пляжа на пляж напрямую, а не карабкаться по лестнице вверх, до самого шоссе, и снова спускаться вниз.

По-прежнему босиком мы перебегаем по мостику на берег Дзаймоку-дза. Если Юигахама вечно кишит приезжими со всего света, то в Дзаймоку-дза куда чаще отдыхают местные жители.

Песок под ногами уже совсем холодный. Под раскатистые ритмы «Сазан Олл Старз» мы потягиваем маленькими глоточками горячий жасминовый чай. И только теперь понимаем, что мерзнем уже давно. Тепло жасмина отогревает до самого сердца.

После чая мы начинаем клевать носами, а потому уходим от моря подальше. Все-таки у него очень сильная энергетика: даже просто находясь на берегу, тело становится тяжелее.

Двигаясь в сторону Хатиман-гу, мы добредаем до «станции Первых ворот» — вокзала Ити-но-Тории [45] . Говорят, еще до того, как открылась линия Ёкосука, отсюда убегала вверх по склону самая первая дорога к храму.

В небе наконец-то показывается луна. Госпожа Барбара задумчиво мурлычет себе под нос какую-то детскую песенку. И вдруг говорит, что перед возвращением домой хотела бы пробежаться по магазинам. Так что у самой станции мы расстаемся. На часах скоро восемь, но, по крайней мере, в «Кинокунию» она еще успевает. Мне же покупать ничего не нужно, поэтому я тут же сажусь в автобус до Камакура-гу. На то, чтобы возвращаться домой пешком, ни сил, ни желания уже не осталось.

Днем в часы пик этот автобус постоянно дергается и тормозит, застревая в пробках. Зато вечером мчаться в нем по Вакамия-Одзи плавно и с ветерком — удовольствие особое.

Хотя Обон завершился, над входом в кондитерскую «Тосима-я» еще красуется огромное, как гимнастический обруч, кольцо-о-хараи. А храм Хатиман-гу, даже подсвеченный лучами прожекторов, все так же напоминает дворец Морского Дракона…

Зачарованная этим зрелищем, я вдруг вспоминаю о булочках с соевой пастой. Мы купили их с госпожой Барбарой специально, чтобы полакомиться на берегу, а теперь они обе лежат у меня в сумке. «Как неудобно вышло!» — думаю я, прямо в автобусе кусая одну из них.