Надпись «Сакура-сама» с лицевой стороны высыхает, и я осторожно переворачиваю открытку. В целом я представляю, что писать, и без всяких черновиков. Это будет импровизация. Но не длинная, на две или три страницы, а мимолетная, как вдох и выдох. Задумчивый вздох, который я воспроизведу на изнанке этой открытки как можно элегантнее. И который, пожалуй, выразит настроение Соноды-сан полнее всего.

Выровняв дыхание, я вновь обмакиваю в сепию кисть. А затем перевоплощаюсь в человека по имени Сонода и вызываю в сердце лучшие слова, которыми он мог бы пожелать счастья Сакуре-сан.

Острый кончик скользит по бумаге свободно и гладко — с особым, чуть скрипучим шепотком. Не встречая ни малейших препятствий, стеклянная кисть вытанцовывает на бумаге мудреные па — жизнерадостно, как опытная фигуристка на белом сияющем льду в лучах рассветного солнца.

Улыбаетесь ли Вы каждый день?

Надеюсь, что да! Ведь это же Вы… Да при этом, наверное, еще и напеваете какие-нибудь веселые песенки?

Сам я жив-здоров.

В последнее время по выходным даже брожу по горам — вместе с дочкой, она у меня большая егоза.

Вот и мы с Вами когда-то исходили немало гор. А однажды, когда взобрались на Цукияму, даже чуть не погибли в ужасной буре…

Теперь же я вспоминаю все это с большой теплотой.

Если Вы счастливы, ничего радостнее для себя не могу и представить.

Вот и моя нынешняя жизнь наполнена счастьем.

Не забывайте беречь Ваше драгоценное здоровье.

Из своего далека молюсь небесам о вашем благополучии и покое.

Не смею более отвлекать,

искренне Ваш… —

вывожу я на одном дыхании, не задумываясь. Стеклянная кисть при письме не требует ни малейшего нажатия. Слова из нее, как я и рассчитывала, будто вытекают сами собой.

Едва успеваю вывести «искренне Ваш», как чернила в стеклянных канавках иссякают. Обмакиваю кисть заново и вывожу как можно отчетливее фамилию с именем Соноды-сан.

Чтобы столь ценное послание не пострадало в пути от влаги, конверт я подбираю непромокаемый. За многие годы в тесной кладовке «Канцтоваров Цубаки» мы с Наставницей насобирали огромный запас самых разных конвертов и бумаги для писем. Там-то я и нахожу вощеный конверт нужного размера. Плотный и крепкий, он защитит открытку от любых воздействий снаружи.

Адрес с именем получателя я прописываю на конверте тонким несмываемым маркером. Обычная марка от вощеного конверта может отклеиться, поэтому я выбираю специальную марку-самоклейку.

На марке изображено яблоко. Как рассказал мне Сонода-сан, их детская дружба прошла в городе, знаменитом своими яблоками.

Кто знает, возможно, играя вдвоем, они забирались вместе на любимую яблоню, а то и грызли одно яблоко на двоих. А сейчас как раз приходит пора вкусных яблок, так что даже если эта марка попадется на глаза тому, кто не в курсе их отношений, никакого особого смысла в этом яблоке он не увидит.

Конверт я заклеиваю, обмакнув кончик пальца в мед. И для надежности залепляю сверху прозрачным скотчем. Теперь уж точно не отклеится.

Закончив, я вытираю кисть хлопчатой тряпицей. Но в канавках чернила все равно остаются, и я промываю ее под краном. Под напором воды желтоватая муть исчезает почти мгновенно, и стеклянный кончик вновь становится прозрачным, как сосулька.

А поскольку от любого удара кисть тут же расколется, я осторожно заворачиваю ее в марлевую салфетку и лишь затем прячу обратно в футляр.

Письма о любви в народе называют «любезными посланиями». Если так, в «любезности» посланию Соноды-сан уж точно не откажешь. На первый взгляд оно выглядит совершенно обычным письмом, но очень надеюсь, растрогает Сакуру-сан до глубины души. По крайней мере, я постаралась сделать все, чтобы именно так оно и случилось.

Не успел затихнуть один тайфун, как тут же разразился другой.

Этот новый тайфун наползал на соседний регион Канто, поэтому я с самого утра прицепила к дверям «Канцтоваров Цубаки» бумажку с объявлением «Экстренный выходной».