Шрифт:
— Н-ничего. Я напомню. Я — п-п-пан Войцек Шпара. Служил с-с-сотником в Богорадовке. Вспоминаешь п-п-потихоньку?
— По-над Лугою гуляли Кони вороные. Где же вы мои года, Годы молодые!— В-в-вижу — вспоминаешь, — кивнул Меченый. — Я прошлой зимой з-з-заговор открыл грозинчан с Зейцльбергом. Помнишь?
— Ой, слетались, собирались Да черные круки... Свежей кровью поживиться На бережке Луги.— Д-да ты прямо шпильман, — хмыкнул пан Войцек. — Д-д-дальше сказываю. За мою заботу о Прилужанах, с сотничества м-м-меня сняли. А в кветне вновь п-п-понадобился. Перед элекцией...
— Ой, трясется хата... — запел было Куфар, но вдруг смолк. Вздохнул. Затряс подбородком. — Ой, панове, не надо про элекцию... Я ж ничего не делал вам! Помилосердствуйте!
— Что это он? — шепнул Ендрек Хватану.
— Да леший его знает! Только зря пан сотник про элекцию вспомнил. Пан Куфар, как кто про нее упомянет, сам не свой делается.
— А после, — голос Меченого стал жестким, — п-после мне и моим лю-юдям казну доверили. Вези, мол, п-п-пан сотник, в Искорост, спасай державу.
Слепец содрогался всем телом, словно в беззвучных рыданиях.
— Т-т-там ты был, п-пан Зджислав, и его преподобие Бо-бо-богумил Годзелка. Помнишь ли?
— Помилосердствуйте, панове. Я же все сказал. Как на исповеди признался... Отпустите душу на покаяние... — Бывший подскарбий заскулил как побитый пес, завыл, пуская слюни на всклокоченную бороду, уронил голову на колени.
Пан Войцек в один шаг — благо теснота каморки позволяла — поравнялся с ним. Схватил за плечо, приподнял.
— Ты на смерть н-нас... А! Чтоб тебе пусто было! — Меченый разжал пальцы, махнул рукой. — Живи!
Повернулся к Хватану и Ендреку:
— Пусть его! Пошли отсюда!
Хватан с готовностью шагнул к двери, пожимая плечами, словно хотел сказать — вот видишь, я же предупреждал. Но Ендрек помедлил. Лечить душевнобольных его еще не учили — рано. Да и темное это дело — с чужой душой разбираться. Как говорится, чужая душа — потемки. Интересно, как бы Лекса эту пословицу вывернул? Но от студиозусов пятого года обучения, с которыми довелось как-то раз харчеваться за одним столом, он слышал, что если не лечить, то хоть поговорить с ними можно. Главное — подход найти. Вот в этом-то и заключается самая трудная трудность. Ведь у каждого больного свой норов. Даже у того, кто брюхом мается или сопли остановить не в силах. А уж у безумцев-то и подавно...
— Погоди, пан Войцек! — Студиозус отлепился от косяка. — Дай, я попробую поговорить с ним.
— Н-ну, пробуй, — недоверчиво повел усом Меченый.
Ендрек подошел поближе к пану Куфару, присел на корточки.
— Пан Зджислав, пан Зджислав...
— А? — Слепец поднял голову. — Ты кто? Кто ты?
— Лекарь я. Помочь тебе хочу.
— Лекарь? Ах, лекарь! Верни мои глазоньки, лекарь. Тяжко мне без них, худо. Света белого не видно. Все ночь да ночь... Если б еще не моя пани ясновельможная, совсем бы ума лишился.
Медикус заставил себя не обращать внимания на ехидный шепот Хватана за спиной.
— Где казна Прилужанского королевства? — мягко проговорил он. — Ведь не в Искорост ее отправили.
— А ты кто? — подозрительно проговорил Куфар. — Ты — Зьмитрок, я знаю! Изыди прочь! — голос его загремел, как у диакона.
— Я — не Зьмитрок. Я — лекарь.
— Ты лекарь? Врешь. Ты подсыл Зьмитроков. Ничего не скажу... Будет грозинчанин подскарбием без казны. Всем Прилужанам на смех!
— Я — не Зьмитрок. Я — не подсыл его, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснял Ендрек. — Я лекарь. А Зьмитрока нет уже в Прилужанах. Ни в Малых, ни в Великих...
— Ха! В Малых! Так ему князь Януш и позволит туда нос сунуть!
— Верно. Не позволит. Погонит поганой метлой...
— И сапогом кованым под зад! — весело подхватил слепой.
— И будет собаками травить до самой Луги!
— Захотелось супостатам Да нашей землицы. Удирали босиком До своей столицы!— Вот видишь, я — не подсыл Зьмитрока. Я — лекарь. Убедился?
— Может, и поверю. Э, погоди, — вдруг скривил губы пан Зджислав. — Молодой ты какой-то... Я, понимаешь, самого Каспера Штюца знавал!
— И я знаю пана Штюца! — с готовностью сознался Ендрек. — Он меня в Руттердахскую академию на учебу рекомендовал.
— Так ты, парень, наш? Лужичанин?
— Да!
— Из какого города?
— Из Выгова я. Коренной.
— Это плохо.
— Почему?
— Не люблю выговчан.
— Так я же с паном Войцеком Шпарой заодно. Казну прилужанскую в Искорост возил...
— Ха-ха-ха! — расхохотался Куфар. — Казну! В Искорост! Не казну вы возили, а свинец!
Стоящий тут же пан Шпара скрипнул зубами. Шрам на его щеке побелел.