Несколько дворцовых конюхов, по несчастной случайности присутствовавшие при этом, порскнули в разные стороны, как роющиеся на свалке псы, завидевшие живодера. Стоявшие на страже у ворот «желтые» гусары, напротив, взглянули заинтересованно.

Пан Далонь плюнул, растер сапогом и решительно зашагал прочь от дворца.

Не оборачиваясь.

Ведь оборачиваться — плохая примета, не правда ли?

Только задержался ненадолго у самой обширной лужи, затыкая полы кунтуша за пояс.

— Пан хорунжий! — несмело окликнул его гусарский урядник — усатый, с серебряной серьгой в левом ухе. — А как же конь?

— Конь? — скривился пан Анджиг. — Пусть остается.

— Как же так? Или пеше...

— Да вот так, урядник. Можешь вывести да отпустить. Мне он не нужен больше.

Гусар покачал головой, просунул толстый палец под край шишака — почесаться.

— Да, урядник!

— Слушаю, пан хорунжий!

— Не хорунжий я больше. Сотник с сегодняшнего дня.

— Не понял, пан...

— Сотник.

— Не понял, пан сотник!

— Чего тут понимать? Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Но я не про то. Готовься, урядник, завтра на север идем.

— Это на Зейцльберг или... — Гусар замялся.

— Нет. Не на Малые Прилужаны. Будем рыцарей бить. Как думаешь, урядник, побьем Адаухта?

— Дык, пан сотник, как же не побить? Завсегда били.

— Вот и я так думаю, что побьем. Бывай, урядник.

Пан Анджиг шагал стремительно, не замечая многочисленных горожан, снующих в этот час по улицам. Тем паче, что путь его пролегал частью по рыночной площади, частью по купеческим кварталам, мимо здания Сената. Прохожие сами расступались перед ним, испуганные суровым выражением лица — сжатые губы, сведенные в одну черту брови, пятна румянца на скулах.

Вот и дом аптекаря Мацюры. Голубенькие ставни, бронзовый молоточек на входных дверях, заботливо укрытые соломой цветы в палисаднике. Упитанный, как хорошо откормленный на зиму кабанчик, аптекарь только бросил взгляд на постояльца и исчез, словно растворился. К чему лезть под горячую руку к чем-то расстроенному гусару. Эх, если бы это был просто гусар! Сотник, наместник, хорунжий... Да хоть сам полковник, леший его задери! А тут же королевский сын... Поди знай, как себя с ним вести. Как с обычным шляхтичем — чего доброго обидится. Подобострастно, как с великой шишкой? Тоже может не понравиться. Да и король Юстын, все знали, не одобрял раболепства. Знай твердил, что пришла свобода, лужичане должны встать с колен... И так далее, всего не упомнишь. Поэтому Кильян Мацюра предпочитал в спорных случаях, когда на знаешь, как себя вести, просто прятаться. Подальше от начальства, поближе к кухне, как у военных говорится.

Далонь-младший даже не обратил внимания на отсутствие хозяина за прилавком. Прошагал по парадной лестнице наверх, не снимая сапог и даже не попытавшись очистить с них грязь. Вот еще! А прислуга тогда на что? Толчком распахнул дверь комнаты и замер...

На резном кресле, вытащенном из угла поближе к грубе, сидела пани Хележка Скивица. Та самая, которую его величество бесчестил шалавой.

Смотрелась красавица-шляхтянка в комнате, как заморская бархатная роза в ведре углежога. То есть, мягко говоря, не к месту.

Она сидела, закинув ногу за ногу, покачивая острым носком сапожка — сразу видно, в паланкине приехала, грязь не месила, — локоть оперла на колено, а мягко очерченный подбородок на ладонь. Палантин из седых лис, сброшенный по случаю жары, висел на высокой спинке кресла. Темно-серое, с жемчужным отливом платье настолько отличалось от столь любимых пани Хележкой нарядов — оно поднималось до самого подбородка, оканчиваясь кружевным рюшем, такие же рюши спадали с запястий, скрывая кисти рук, — что Анджиг сразу заподозрил неладное.

— Что-то случилось? — без обиняков и даже не поздоровавшись, спросил он.

— А просто соскучиться я не могла, значит? — Пани Скивица улыбнулась уголками губ, как обычно заставив пошевелиться родинки-близнецы.

Анджиг открыл рот, но достойного ответа не подобрал и развел руки.

Хележка соскочила с кресла, неслышными шагами пробежала по комнате, встав на цыпочки, легонько коснулась усов гусара теплыми, мягкими губами. Шепнула:

— Здравствуй, рыцарь мой...

Шляхтич вздохнул, нежно, но твердо взял пани Хележку ладонями за плечи, отстранил от себя на длину рук, поглядел в глаза:

— Здравствуй, душа моя. Целых два дня...

— И я скучала, — перебила она. — Видишь, как скучала. Даже приличия позабыла...

Анджиг провел согнутым пальцем по ее щеке, еле ощутимо прикоснулся к губе... И вдруг посуровел. Опустил руки.

— Не надо было приходить. Весточку прислала бы, я бы сам примчался.

— Прости, не стерпела.

— Выгов — один большой рынок. Сплетни разбегаются — конный нарочный не поспеет.

— Ну и что? Не ты, гусар, сплетен бояться должен, а я.