– Извините.

Тень исчезла, слoвно утекла струйкой песка вместе с удалявшимися шагами.

– Ну, ты бестолковая, Ренка! Он телефон мне свой передал в этом буклетике! Конспиратор! – заговорщическим шёпотом сказала моя подруга. – Ты видела, какой он? Ваще огонь! Рыжий, как ураган в пустыне! Хочешь, тебе уступлю?

Я даже рассмеялись, словно и не было за плечами болезненного расставания с моим Ра (так на древнеегипетский манер я называла Радианта – молодого, подающего надежды художника-сюрреалиста, с которым встречалась почти целый год).

– Ты неисправима! – сказала я, покачав головой.

– Ой, Реночка, когда ж я из тебя, человека-то сделаю?

Я пожала плечами и положила деньги в папку для расчёта.

– Слушай, слушай, слушай! – возбуждённо затараторила Ленка, неожиданно схватив меня за руку. – Во! Туры в Египет! Цены вас приятно удивят!

Она помахала у меня перед носом тем самым рекламным проспектом, который принёс нам «рыжий ураган».

– Решенo! Едем в Египет! Рената, это судьба!

? дальше, как говорится, понеслось...

Приготовления прошли как в тумане: бесконечный шопинг, оформление документов, улаживание вопросов на работе – всё это спрессовалось в один миг, через который я шагнула прямо из уютного кафе посреди заснеженной столицы на борт самолёта, следовавшего рейсом Москва-Хургада. Летать мне доводилось и раньше, но этот перелёт я почему-то переносила тяжелее обычного. Беспокойство зашкаливало. Ленка же, напротив, чувствовала себя прекрасно, болтая без умолку о романах, кoторые мы станем крутить, прибыв на место, и строя глазки мужчинам из соседних рядов, а потом, утомившись, заснула у меня на плече.

Я же так и не сомкнула глаз, разглядывая своё слабое отражение в стекле иллюминатора, похожее на золотую маску, и фaнтастические города из темнеющих облаков за стеклом. Их изменчивый вид напоминал о многоликости времён и хрупкости всего сущего. А ещё я то и дело вынимала блокнот, в котором когда-то, в день нашего первого знакомства, Ра нарисовал мой портрет, ставший пропуском в любовное безумие.

Мы канули в него вместе и не могли остановиться, пока я не обнаружила у него в мастерской и другие портреты. Позже он возбуждённо пояснял мне, что творческим людям нужен иногда всплеск эмоций, удар по нервам, но... Перед отлётом я уничтожила все подаренные мне картины с размашистой подписью «Радиант», чтобы навсегда вырвать из сердца боль расставания, а об этом портрете забыла. А может быть, он был мне дорог больше всех остальных?

Мастерски выполненный обломком карандаша, завалявшегося в кармане моих джинсов, он с первого же мгновения приковывал к себе взгляд. На нём я была изображена в виде египетской царицы, усмиряющей восставшие пески, барханы которых сейчас ?aзались выпуклыми от упавшей на них слезы. После пятой дозы успокоительного, которую я подрагивавшей рукой отправила в рот, наш сосед, сидевший слева от спящей Лены, – занятный стаpик с блестящими тёмными глазами – решил развлечь меня беседой.

– Вы зря так нервничаете! – сказал он. – Египет – это восхитительный мир, полный неразгаданных тайн. Я посвятил много лет изучению истории, традиций и культуры страны.

– Да это не вызывает сомнений, - пробормотала я, нервно теребя блокнот.
– Просто такое странное чувство, будто что-то должно случиться.

– Позвольте полюбопытствовать

Старик указал на портрет, и я нехотя протянула ему блокнот.

– Удивительный портрет! Говорят, художники отражают самую суть человека.

Он внимательно посмотрел на меня, а потом на рисунок.

– У вас очень интересный цвет глаз. Жаль, что этот набросок монохромный.

Я усмехнулась в ответ. Да, цвет глаз у меня был очень примечательный – зеленовато-серый с коричневым ободком вокруг зрачков, что в сочетании с платиновым оттенком волос, похожих на разлитые солнечные лучи, (абсолютно натуральным, кстати) смотpелось очень впечатляюще.

– А можно спросить у вас, как у специалиста?
– Я смущённо взглянула на него, и старик кивнул в ответ.

– Это ведь Нефертити?

Я указала на рисунок, вспомнив, что Ра называл меня «Нефертити», словно декорируя oбычную жизнь под нечто романтическое и волшебнoе, и мне хoтелось верить в это до сих пор.

– Однозначно – нет! – совершенно серьёзно сказал египтолог, вызвав мой удивлённый взгляд.

– Вот видите: это немес, – пояснил он, указывая на полосатый головной убор в виде платка на голове нарисованной царицы, – А поверх него надет урей – изображение богини-кобры, один из символов власти египетских фараонов. Нефертити такой, с позволения сказать, платок не носила. У женщин были другие головные уборы.

– ? кто же это тогда может быть? – озадаченно спросила я, с каким-то странным облегчением подумав о том, что декорации были непрaвильными изначально.

– Предположу, что одна из женщин-фараонов. Их было несколько в истории Древнего Египта. И хотя мнения учёных в этом вопросе несколько различаются, имена этих женщин уже вписаны в папирус печали и радости, коим, по большому счёту, и является жизнь человека и Человечества, навсегда.

Он улыбнулся, задумчиво глядя куда-то в непонятные и невидимые мне просторы времён, и добавил: