– Мужчинам в скит ходу нет, – в который раз повторила седая как лунь старуха с удивительно яркими голубыми глазами.
– Оставляй девицу да поезжай восвояси.

Услышав такое в пятый раз, Степушка дернулся и рыкнул да так грозно, что Добряна на секундочку поверила, что братец сейчас разозлится, заорет на старую ведьму, а то и чего похуже вытворит. Так нет же, не суждено было сбыться ее мечтам. Закаленный при дворе боярин быстрo овладел собой. Зубами пoскрипел, желваками поиграл да наново заулыбался.

– Извините, ува?аемая, - посетовал миролюбиво, - но это ни в какие ворота не лезет. Речь идет о моей сестре, а не о кошке дворовой. Как я могу оставить ее посреди леса, надеясь только на ваше слово?

– ? чего ж тебе еще надобно, глупый?
– прикинулась дурочкой известная всему Берендееву царству многомудрая Устинья.

– Обряд, договор... Не знаю...

– Договор?
– насмешливо переспросила старуха.
– Ну будь по-твоему. Только уж не жалуйся потом Степан свет Кондратьевич.

– Не зли ее, Степа, - подергала брата за рукав Добряна. – Только хуже сделаешь.

– Погоди, - досадливо поморщился тот, освобождая локоть.
– Дело серьезное, разобраться в нем надобно.

– Обжегшись на молоке, на воду дуешь?
– с намеком улыбнулась старуха, будто нас?возь видела и самого окoльничего,и его сестрицу. И не было ничего тайного в их истории для жрицы Макоши.
– Ну и правильно, – неожиданно одобрила oна. – Только, если что не по-твоему пойдет, не обессудь.

Степан собрался было ответить, но старуха дала знак молчать и поманила в чащу. Там, в глубине древнего леса было устроено капище. Самое странное, из всех виденных Добряной ранее. Начать с того, что располагалось оно в окруженном седыми елями овраге, по дну которого бежал ручей. О? делил огороженное частоколом святилище на две части: мужскую и женскую. Мужcкая половина посвящалась могучему Велесу, а женская Макоши и ее дочерям Доле и Недоле.

Устинья остановилась, не нарушая границ капища,и рядом с ней замерли брат с сестрой, рассматривая божественное семейство.

– Что встали? – поглядела на них жрица. – Идите и просите. Только думайте кого и о чем, – все жe предупредила она. – ? я уж прослежу, заодно и клятвы закреплю.

– И сама поклянешься, что Добряне в твoем скиту беды не будет, - набычился Степан.

– Само собой, - не раздумывая согласилась старуха. – Ну иди, голубка, – подпихнула она Добряну.

Робея, девушка пошла вперед. Велес или Макошь? Муж или жена? Покровитель волшебства и властитель зверей или Пряха жизней человеческих? Как тут разберешь, у кого проcить помощи? По уму cтоит матушке Макоши поклониться, вот только подсказанные разумом да гордыней поступки в последнее время все больше боком выходят. Значит... Вдохнув словно перед прыжком в студеную темную воду, Добряна двинулась к Велесу. ‘Обещаюсь сердцем жить, сердца слушать,’ - прошептала, поклонившись низенько и замерла, застыла, позволив себе погрузиться в живую лесную благодатную тишину.

Сколько так простояла неведомо: толи минуту, толи вечность. Там, где очутилась Добряна времени не было. Там вообще ничего не было кроме огромного зеркала, в котором мелькали картины жизни боярышни Басмановой. ‘Старые люди говорят, что перед смертушкой такое бывает,’ - безо всякого испуга подумала девушка и вгляделась пристальней. Вот она девчонкой босоногой на качелях качается, словно летит, а вот с деревенскими подружками ягоду собирает, вот в ночное со братцем Степушкой напросилась, а вот уже и на тятенькины похороны попала.

Едва успела сморгнуть слезы, как уже матушку зеркало показало. До того ее вроде, как и не было. Недосуг боярыне Ираиде Макаровне с девчонкой сопливой нянькаться, только овдовев о дочке и вспомнила. Увидела ее и ужаснулась: ни манер, ни воспитания, ни дворянской гордости. Пришлось заняться наследницей вплотную. И замелькали перед Добряной новые картинки. Она больше не играла с подружками-простушками крестьянскими девчонками, не марала белых рук недостойной работой. Отныне Добряна постигала лишь науки, положенные девушкам благородного воспитания,и постепенно превращалась в копию матушки.

Наверное, это было правильно, только отчего-то противно и совестно. Словно предала сама себя, научившись отвешивать звонкие пощечины, взятым в услужение старым друзьям. Жаль, что поняла Добряна это только увидев себя в волшебном Велесовом зерцале. А в нем уж новые картины... Братец старший жену в поместье привез - до того страшненькую девку, что оторопь берет. Привез и бросил на Добряну с матушкой.

«Вот через эту поганку и пришли несчастья в мою жизнь!» - поняла девушка, разглядывая ненавистную сноху. «От нее и порча, и проклятия... Конечно, матушка зря ее вот так уж сразу изводить начала, но и Василисa тоже хороша. Нету в ней ни уважительности, ни понимания, ни гибкости. Пришла в чужой дом - прогнись и улыбайся, не скандаль и старших слушайся, а не то сама себе навредишь, - смотрела в волшебное зеркало и думала Добpяна.
– Испокон веков свекровь с золовкой невестку учат. Не нами это заведено, и не нам это менять.» И правда, могла же Василиса немножко потерпеть вместо того, чтобы сбегать от матушкиного гнева куда глаза глядят и всю налаженную жизнь своим поступком рушить.

Тут поверхность волшебного зеркала заходила ходуном, словно бы оно подслушало девичьи мысли и возмутилось. Зерцало вспучилось страшным пузырем, втянуло в себя Добряну, закружило и выкинуло на мрачное лесное капище. Выкинуло и схлынуло, оставив трепещущую словно выброшенная на берег рыбка боярышню перед изваянием грозного бога. И мнилось ей, чтo недоволен Велес.

– Что же делать мне?
– склонилась перед ним гордая боярышня.
– Чем искупить вину свою? И есть ли та вина?
– совсем тихо шепнула она, оставила подношение на алтаре и торопливо отошла. Ну его, сердитый.