Шрифт:
Зато запахи! Ох, запахи здесь были такие, что мой желудок вмиг ожил и как будто заскреб лапками изнутри. Жар шел от поросенка, которого поджаривали на вертеле. С тушки капал жир, вспыхивая и шипя на углях.
Присутствующие при виде Квинта отсалютовали чашами с вином. Центурион с достоинством вскинул руку в знак приветствия. Мы прошли к столику, за которым явно до того и отдыхал легионер.
Я сел за столик, не без удивления отмечая, что на столешнице остался себе лежать гладиус Квинта. Центурион тут же позвал хозяина. Через весь зал к нам засеменил высокий, но худощавый старик в тунике.
— Принеси гостю поесть и вина! — Квинт стукнул кулаком по столу. — И остальным вина — повтори! На мой счет!
Понятно теперь, чего все присутствующие поднимали чаши… Видно, Квинт тут занят тем, что благополучно прожигает жалованье. Легионерам без того платили невеликие деньги, а если на них угощать сотню гостей, в кармане быстро появится дырка.
— Сам за себя плачу, — осторожно шепнул я хозяину и сунул ему монету.
Хозяин каупоны безразлично кивнул и скрылся. А уже через пару минут поставил на стол чашу вина и салат из латуки, петрушки и лука, приправленный оливковым маслом. Хотелось не то чтобы есть, хотелось прямо-таки жрать. Я покосился на поросенка.
— Еще не готов, — тут же произнёс старик.
— Ну, выпьем! — Квинт поднял свою чашу. — За Луция Корнелия Суллу!
Мы стукнулись чашами. Центурион внушительными глотками опустошил свою чашу примерно наполовину, я только смочил губы. Начало новой жизни я еще обязательно отмечу, но не сейчас.
— У-уф… — Квинт с грохотом поставил чашу на столешницу, вздрогнул, поежившись. — Хорошего вина я не пил со времен войны с Митридатом, когда мы отмечали победу при Орхомене! Но сегодня наша победа не менее значимая! Мы задавили гадюк!
— А почему ты выпиваешь один, да еще и в каупоне?
— Ха, не поверишь! Мы же сюда зачем приехали? На триумф, который ждём еще за победу над Митридатом, — признался Квинт, и улыбка его получилась кривоватой. — Только триумфа так и не дождались.
Центурион рассказал, что ничуть не обижается на полководца, который думает не о развлечениях, а о том, как вернуть прежнее величие Республике. И предположил, что иначе начнется новая Гражданская война, потому что по всей Италии затаилось еще немало сторонников «гадкого мерзавца» Гая Мария.
— А мы чего, наше дело воевать, тем более, Феликс щедро отблагодарил нас и выполнил все, что обещал! — довольно хмыкнул центурион. — Раньше я ютился в конуре на пятом этаже инсулы, а теперь — теперь у меня под Помпеями своя земля!
В доказательство своих слов Квинт положил на столешницу тессеру, на которой было обозначено имя центуриона, местоположение участка и названы его размеры.
— Представляешь, моя земля теперь будет названа Дарабела! Раньше эта земля принадлежала какому-то напыщенному индюку из патрициев, а теперь Феликс поделил ее честно между ветеранами…
— Неплохо, — я кивнул. — И сколько народу вот так получило земли?
— Да все! Теперь мы будем присматривать за Республикой, и если хоть кто-то заикнется о марийском бреде… ик… Выпьем, Гай! Говори, за что!
— За то, чтобы не все Гаи были Мариями и не все Марии были Гаями? — я улыбнулся.
Понятно, Сулла поступал по-своему мудро, рассаживал на места своих бойцов, чтобы крепко держать власть, а граждан — в ежовых рукавицах. Ну а нелояльных и недовольных обвинял врагами Республики и своими личными врагами.
Мы снова чокнулись, выпили.
Разговор завязывался, это было именно то, что мне нужно — узнать о происходящих событиях из уст человека, самым прямым образом в них участвовавшего.
Бах!
Центурион опустил чашу на стол.
— Еще вина ветерану Суллы.
Глава 5
Далеко не все в Риме согласились принять новую власть, власть Суллы. Бывший военный трибун, квестор, претор, легат и нынешний проконсул Ближней Испании, Квинт Серторий имел свое мнение по вопросу наилучшего устройства Республики. Один из талантливейших полководцев своего времени стоял на берегу и всматривался в море, где царила непогода. В руке он держал эдикт, выпущенный накануне Луцием Корнелием Суллой, со списком приговоренных к смерти. Среди нескольких сотен проскрибированных значилось имя Квинта.
Квинт никогда не поддерживал Мария и выступал резко против союза Цинны с выжившим из ума стариком. Но Серторий всегда оставался человеком слова, поэтому для него верность слову стоила куда дороже собственной жизни. А он обещал Цинне полную поддержку… Поэтому только закрыл глаза на то, как Цинна и Марий утопили Рим в крови, устроив жестокие расправы над сулланцами. Однако перегнуть палку Гаю Марию полководец тоже не дал. Люди Сертория перебили бардиеев-иллирийцев, этих кровожадных беглых рабов, бесчинствовавших в Риме по отмашке Мария.