И именно в этот момент я вспомнила об Анте еще кое-что. Помимо мела, съеденного в первом классе, и того, как кричал на него отец. Антон Денке делал мебель для кукол Барби для всех девчонок Пэнтауна. Он творил из картона, клея и ткани настоящие чудеса. Конструировал для нас из спичечных коробков и палочек от мороженого крошечные кроватки и шкафчики с рабочими ящичками. А еще он делал стульчики, которые обтягивал лоскутками материи, выброшенными его мамой. От этих воспоминаний у меня потеплело в груди.

– Конечно, – сказала я. – Ты можешь меня сфоткать.

Я думала, что мой ответ обрадует Анта, но вместо этого по лицу парня что-то пробежало – что-то нехорошее, как будто в нем боролись противоречивые чувства. Он резко отвернулся, дав мне шанс убедить себя в том, что это мне только почудилось. Потом нажал на выключатель в кухне-столовой-гостиной, погрузив нас в объятия лунного света, и знаком позвал меня за собой – за ту дверь, что была до этого закрыта, но действительно (я не ошиблась) вела в спальню.

– Сядь туда, – махнул он рукой в полупризрачном мраке на просевшую двуспальную кровать, задвинутую в угол.

Закрыв за мной дверь, Ант устремился к светильнику в виде медведя, держащего горшочек с медом; морду медведя скрывал абажур. Рядом со светильником лежал полароид. Не успела я задать вопрос, как Ант набросил на абажур красный платок, и комната окрасилась в цвет крови. Взяв фотоаппарат, Ант повернулся ко мне – безликий, в ореоле красного света.

– Я имел в виду это, когда сказал, что ты хорошенькая. – Голос парня стал хриплым. – Ты снимешь футболку?

– Что за бред, Ант…

Опустив полароид, он подошел к кровати и присел рядом со мной.

– Это потому, что я слишком хороший, да?

Меня снова разобрал смех. На самом деле, я не нашла ничего смешного в словах Анта. Но засмеяться оказалось проще, чем возразить. И перестала я смеяться, лишь увидев выражение его лица. Оно окаменело, взгляд словно застыл.

Я почесала укус на руке:

– Что с тобой не так, Ант?

Я не имела в виду то, что происходило сейчас. Я подразумевала совсем другое. То, что он сблизился с Рикки, а теперь и Эдом, начал покуривать с ними травку, стричься а-ля Рикки, а еще раньше отдалился от нашей компании, превратившись в маленького злобного незнакомца.

– Я же сказал тебе, – прорычал грубо Ант. – Я считаю тебя привлекательной. На самом деле, очень привлекательной. Разве тебе это не приятно?

– Честно говоря, мне немного не по себе, – промямлила я.

Мы сидели достаточно близко для того, чтобы я почувствовала дрожь его ноги под штаниной джинсов.

– Я единственный, кто еще не целовался с девчонкой, – признался Ант, и в его голосе засквозило отчаяние.

– Я тоже еще не целовалась ни с одним парнем.

Внезапно его голодный взгляд заставил меня ощутить свою власть. Я, наконец-то, поняла, о чем говорили Морин и Бренда. По крайней мере, подумала, что поняла. И мне захотелось большего. Закрыв глаза, я наклонилась к Анту. Мои губы зажало что-то влажное и липкое, с привкусом «Южного утешения», и живот отреагировал отрыжкой.

Нечто влажное и липкое отдернулось назад.

– Черт побери, Хизер. Это отвратительно.

Я открыла глаза:

– Извини. Давай попробуем снова.

На этот раз мы так поспешили прильнуть друг к другу ртами, что ударились зубами. Довольно больно. Испугавшись, что у меня не хватит духа на третью попытку, я просто продолжила целовать Анта. И он поцеловал меня в ответ; его язык, как мускулистая улитка, заползал даже в дальние уголки моего рта.

Этот первый поцелуй явился для меня не самым тошнотворным опытом в жизни. Худший я пережила в восемь лет, когда у меня подскочила температура, и мама отвела меня к доктору Коринфу, а тот сказал ей, что надо проверить, не воспалились ли у меня железы, по складочкам между ногами и интимным местом, как раз под кромкой моих трусиков. Вероятно, мама посчитала, что врач более осведомлен. И возможно, он действительно знал лучше. Целовать Анта оказалось не так омерзительно, но все же в этом тоже было что-то гаденькое.

Странно другое: несмотря на то, что весь процесс не доставил мне удовольствия, что-то в нем мне все-таки нравилось.

До того момента, пока Ант не схватил меня за грудь так, словно сжал в руке украденный в молочном баре «Сникерс». Мне даже вздумалось посоветовать ему: «Если ты захотел молока, найди себе корову!» Но стоило мне представить парня за дойкой, и на меня опять накатил приступ смеха. Пришлось закашляться, чтобы его скрыть.

Ант отдернул руку и отстранился. Он выглядел ошеломленным, но не утолившим голод.