Ему снова нужно было пойти туда.

Но не одному! Ни за что он не пойдет туда один!

Поэтому он направился прямо в усадьбу Терье. Он обещал Терье сразу же рассказать обо всем, если ему удастся напасть на след. И вот теперь он обнаружил кое-что…

Но, едва подойдя к двери, он услышал, что в доме что-то происходит. Что-то неприятное.

Эскиль медлил, ему вовсе не хотелось вмешиваться в их семейную жизнь. Но, услышав, отчаянный вопль Маленького Йолина, он вошел в дом.

Все трое были в комнате Йолина, и Терье, не обращая внимания на плач мальчика и дикий страх Сольвейг, кричал:

— Мальчишка был спокойным последние дни. У тебя есть еще! Дай ему снадобье, говорю тебе! Дай, пока у тебя есть еще достаточная доза!

— У меня больше ничего не осталось, клянусь! — воскликнула Сольвейг. — Отпусти меня, мне больно!

— Ты лжешь! Ты со своим жалким слюнтяем Эскилем дурачишь меня. Дай мальчишке снадобье, и он упокоится навеки! Неужели ты не понимаешь, что только продлеваешь его мучения?

— Если бы я только могла показать его доктору, — всхлипывала Сольвейг. — Но ты отнял у меня все мои деньги. И построил на них второй этаж в Йолинсборге.

— Да, и что же в этом плохого? Ведь дом-то принадлежит вам. Разве я построил для тебя плохой дом?

— Для меня? Я даже не видела тех денег, которые ты получаешь от квартирантов!

— Ты живешь в моем доме. Отправляйся-ка жить наверх!

Распахнув дверь, Эскиль дерзко спросил:

— Что здесь происходит?

Стоя возле постели, Сольвейг пыталась загородить мальчика от разъяренного Терье.

— Не вмешивайся не в свое дело, сопливый щенок! Пошел вон из моего дома! — прорычал Терье.

— Этот дом принадлежит также Сольвейг и Йолину.

— Вовсе нет! Они могут убираться отсюда в Йолинсборг!

Презрительно повернувшись спиной к Эскилю, он попытался вытащить мальчика из постели. Тот в страхе закричал.

Эскиль был человеком покладистым и сдержанным. Но теперь он всем своим существом чувствовал, что Терье зашел слишком далеко. Схватив Терье за плечи, он развернул его к себе. Изо всех сил он оттолкнул Терье от постели и прижал его к стене, не думая о том, каким слабым и изможденным был он сам после длительного пребывания в тюрьме и последующей тяжелой болезни. Гнев придал ему силы и смелость, чтобы наброситься на куда более крепкого, чем он, Терье.

— Если ты еще раз хоть пальцем тронешь Йолина, я пойду к ленсману и скажу ему, что ты совершаешь преступление против закона, запомни это!

Красивые глаза Терье сверкнули, он тоже пришел в ярость.

— Берегись, сопляк! Ты не заплатил мне за три последних дня! Я могу вышвырнуть тебя вон!

— Пожалуйста, сделай милость! Тогда ты не узнаешь, что мне известно о местонахождении сокровищ.

Эти слова возымели действие. Он почувствовал, как мускулы Терье расслабились. Сольвейг обняла смертельно напуганного сына и пыталась успокоить его.

— Сокровищ? — сказал Терье. — Ты врешь!

— Зачем мне врать? Ведь меня не интересуют эти сокровища!

Он, как он иногда мог приврать! Но теперь он видел; что Терье забыл про Йолина и снотворное. Отпустив его, Эскиль почувствовал, что дрожит всем телом от слабости и нервного напряжения.

— Ну? — сказал Терье. — Где же они лежат? А ты заткнись, мальчишка, а то я не слышу собственного голоса!

Сольвейг пыталась, всхлипывая, утихомирить мальчика.

Терье повторил:

— Где они лежат? Где сокровища?

— В этой головоломке не хватает нескольких фигур, — ответил Эскиль, стараясь держаться спокойно, хотя плач Йолина разрывал ему сердце. — Нужно еще раз прочитать эти записи, просмотреть все досконально.

— Тогда сходи туда, высокомерный сопляк! Да поживее, пока я буду возиться в хлеву! Ну, иди!

— Идти наверх? Один я не пойду. Пойдем вместе.

— Трусливое убожество! Чего там тебе бояться? Но так и быть, я пойду с тобой. Ты не проведешь меня, как это делали другие. Подожди здесь, пока я не прибью доску в стойле.

Когда он ушел, Эскиль подошел к Сольвейг.

— Ну, вот, Йолин, все позади, — сказал он, стараясь придать голосу мягкость. — Никто не посмеет обидеть тебя, пока я здесь. А потом мы уедем отсюда — ты, я и твоя мама.

Он уложил дрожащего мальчика в постель и погладил его по голове. Потом повернулся к Сольвейг.

Она была совершенно без сил. Все еще продолжая рыдать, она невольно потянулась к Эскилю, ища у него утешения, — и это она, столько лет справлявшаяся в одиночку со своим отчаянием. Он осторожно прижал ее к себе, все еще кипя гневом. Он не видел вокруг себя ни стен, ни домотканных ковров, так оживлявших комнату Йолина.