— Кровать, Лекс, — шепчу я в редких передышках между поцелуями, когда мы отрываемся друг от друга только чтобы глотнуть воздуха.

— Я бы тебя и стоя трахнул, зараза, — скрепит зубами он, но все-таки подхватывает под бедра и подталкивает помочь ему с дверью.

А когда я нарочно копаюсь с ручкой, звериным рыком предупреждает, что если я не открою ее прямо сейчас, то объяснять администраторам, куда делась дверь, придется мне.

Он заносит меня в спальню и прохладный воздух здесь приятно покалывает раскаленную кожу. Спускает на пол, нарочно давая волю рукам, протягивая ладони по всему моему телу, на мгновение замирая под подмышками, а потом снова обнимает за щеки и прикусывает уголок рта, оставляя там влажный след от слюны, который мне тут же хочется слизать языком. Отстраняется на шаг, шаря по мне голодным взглядом. А у меня дыхание сбивается от того, какой он чертовски невероятно невозможно красивый. И сердце от этой мысли просто в галоп — и потом в ступор, как на полном ходу влететь в бетонную стену.

Потому что я, блин… кажется… совершенно определенно…

Я бросаюсь к нему, обхватываю за шею, хоть для этого приходиться встать на цыпочки. Не думать ту мысль, которая разобьет мне сердце и вытравит из меня душу. Может, это будет просто секс, может быть, он даже станет регулярным и может быть, я снова стану для него той Викой, которую он когда-то так сильно любил. Или все начнется и закончится еще до того, как взойдет солнце.

Я ничего не знаю, кроме одного, что ясно наверняка — хрена с два я дам ему остановиться.

Руки Лекса, еще секунду назад свободно висящие вдоль тела, вдруг оказываются у меня на плечах — он ведет ладонями по тонкому шелку, и это какое-то особенное удовольствие, ощущать его шершавую кожу сквозь шелк. Он обводит ключицы большими пальцами, одновременно спускаясь губами до шеи, а потом — до моего уха, которое обводит языком, выуживая из меня новые тональности стонов.

— Ты всегда так остро на это реагировала, — хрипло посмеивается над моей реакцией.

Я понятия не имела, что именно уши окажутся настолько чувствительными к мужской ласке, и эту грань моей сексуальности тоже открыл мне «скромняга Лекс». Но с тех пор, как до меня дотрагивались мужские руки — его, блин, руки! — я стала какой-то гипер-отзывчивой, потому что одного показывания мочки достаточно, чтобы мои колени предательски дрогнули.

Лекс подхватывает меня под подмышки, поднимает, требует обнять его ногами, и я послушно исполняю приказ. А он за секунду сдергивает с меня рубашку, не удосужившись хотя бы попытаться ее расстегнуть. Пуговицы пластмассовым дождем стучат по полу, но Лекса это только еще больше раззадоривает. Я знаю, что он задумал уже по тому, как многозначительно он берется за пояс моих штанов.

— Лекс, ты не порвешь его, — говорю я.

И эта наглая сволочь, самодовольно выгнув бровь, делает это ровно в один рывок.

Раздирает их на два лоскутка, а потом хаотичными движениями рвет остальное.

Последняя вещь рвется с характерным треском. Он заставляет смотреть ему в глаза, когда медленно протаскивает между нашими телами то, что секунду назад было моими симпатичными кружевными трусиками. И когда между нашими телами не остается ничего лишнего, он сильнее разводит мои бедра, свободной рукой надавливая на копчик, чтобы я выгнулась ему навстречу и прижалась к раскаленной смуглой коже своей бессовестно раскрытой промежностью.

— Черт, — вздыхаю от того, как чувствительно клитор реагирует даже на это просто касание.

А Лекс прижимает меня еще крепче, подкручивая мой таз таким образом, чтобы я терлась об его живот, наращивая темп. И когда я начинаю двигаться быстрее, чтобы получить долгожданную разрядку, он вдруг разворачивается и укладывает меня на кровать, становясь между моими широко распахнутыми ногами все еще, блин, абсолютно одеты ниже пояса.

— Лекс, нет, нет… — Я пытаюсь снова сомкнуть на нем ноги, но он жестко разводит их коленями, разглядывая меня сверху вниз и плотоядно потирая губу большим пальцем. — Лекс, блин, я не кончила!

— Ага, — выдает свое фирменное словечко, которое может произносить сотней разных интонаций. — Кончишь, когда я так решу.

— Сволочь, — закрываю лицо ладонью, готовая от злости вцепиться зубами в собственную руку.

Но он как будто нарочно дает мне эту короткую передышку, а потом медленно проводит ребром ладони у меня между ног, прикасаясь к набухшим от возбуждения складкам. А когда я пытаюсь подвинуться навстречу, наклоняется, захватывает мои руки в тиски свей ладони и заводит их мне за голову, растягивая и обездвиживая, словно грешницу.

— Нет, Вика, — прищелкивает языком, еще раз издевательски медленно поглаживая меня между ног, — главный сегодня я.

Его средний палец проталкивается между моих складок.

Медленно, мучительно медленно, заставляя меня чуть ли не хныкать, прося о большем.

Большой палец лениво потирает мой чувствительный клитор.

— Охренеть ты мокрая, — стонет сквозь зубы, сглатывая так нервно, что кадык натягивает кожу на его покрасневшей шее.

И обрушивается на мою грудь своим жадным ртом, заставляя выгнуться навстречу его ласке. Его рот захватывает чувствительный твердый сосок, язык обводит вокруг него широкие круги, постепенно добираясь до центра, а когда чувствительную плоть прикусывают зубы, я все-таки не выдерживаю и желаю ему провалиться сквозь землю со своими играми!