И все из-за треклятого бродяги на дороге!

Хотя нет, настроение с самого утра не задалось.

Всего несколько минут назад Стас ехал по загородной трассе на своей старенькой «Тойоте», глядел, как уныло скребут дворники по лобовому стеклу, стирая капли мелкого дождя, как струится впереди мокрая темная трасса, и пытался понять, отчего у него нынче так гадко на сердце.

Пришел к выводу: наверное, это оттого, что долгожданный и короткий отпуск предстоит провести не на пляжах теплых стран, а в родной деревне Серебряная пойма.

Снова.

Тридцать лет назад Стаса угораздило родиться в захолустной деревне. В восемнадцать он уехал в город Лесной Увал, поступив в инженерно-строительный. После окончания нашел там работу в строительной компании и с тех пор являлся горожанином. Тем не менее деревня упрямо не желала уходить из его жизни: там до сих пор живут мама и бабушка, и к ним регулярно нужно наведываться, помогать, потому что больше мужиков в родном доме нет.

Отец вышел десять лет назад из дома, взяв с собой только то, что на нем было, и испарился без вести.

Мать тогда, помнится, сильно сдала, похудела, постарела, и неизвестно, что бы с ней сталось, если бы не помощь бабы Насти, маминой мамы, женщины крепкой и деловитой. Много работы по хозяйству легло и на неокрепшие плечи Стаса. Правда, он как-то особо от этого не страдал, привыкнув к труду с раннего детства.

Спустя пять лет бабушка сильно заболела и слегла. От госпитализации напрочь отказалась, твердила, что умрет в доме. Однако не только не умерла, но и чудесным образом выздоровела и с тех пор совершенно не болела.

Ни мать, ни бабушка не желали никуда переезжать, тем более в город. Этим бы они здорово облегчили нелегкую стезю Стаса, который проводил все сколько-нибудь длительные выходные и отпуска исключительно в Серебряной Пойме, чтоб ее.

Сам же Стас ни за что не нашел бы работу по специальности в этой дыре, а его диплом годился бы только для того, чтобы лежать в какой-нибудь коробке рядом с семейными реликвиями.

А впереди неясной угрожающей тенью маячило будущее, где в силу естественных причин — бабушке недавно стукнуло восемьдесят — мама останется одна. И придется Стасу решать непростую задачу: или насильно забирать мать в город, в свою тесную однушку, и продавать дом с участком, что в деревне само по себе дело сложное, или самому увольняться с работы, переезжать в деревню и заниматься сельским хозяйством.

Вариант, где мать оставалась бы одна-одинешенька, Стас не рассматривал.

Но это все, как надеялся Стас, в отдаленном будущем. А вот прямо сейчас, через какой-нибудь часик с небольшим, когда он наконец приедет в деревню, его ждет еще одно испытание, небольшое, но не менее неприятное.

Мать с бабушкой никогда прямо Стаса не упрекали в том, что он до сих пор не женат и бездетен, но каждый раз после визита в отчий дом на сердце оставалось неприятное чувство вины и собственной никчемности. На этот раз наверняка мать скажет, что после фиаско с Викой Стасу пора бы разуть глаза, присмотреться к деревенским красавицам — и в идеале остаться в Серебряной Пойме на всю жизнь. Живут же люди. И воздух свежий, и работа на земле благодатная. И девки не такие испорченные, как некоторые городские: взять эту Вику хотя бы…

Мысли сами собой съехали на Вику, и настроение испоганилось окончательно.

С Викой они встречались давнехонько, а жили вместе года два. Стервой она не была, налево не бегала. Будь она последней сукой, Стасу было бы гораздо легче утешиться после того, как они все-таки разбежались. И оправдаться перед мамой и бабушкой.

Но нет.

Вика — далеко не стерва, не блудница, и в психической неадекватности ее не упрекнешь. Но было в ней что-то, что Стаса вымораживало так, что и не описать…

Вика все и всегда делала по-своему — абсолютно все, от более-менее важных вещей (покупать ли дорогой торшер, который по мнению Стаса квартирке нужен, как собаке пятая нога) до мелочей (где этот торшер поставить, чтобы не наталкиваться на него ночью). Она не спорила, просто шла и делала по-своему, пока его не было дома.

И делала она вроде бы всегда что-то в принципе хорошее и похвальное (Стас был вынужден признать, что с торшером по вечерам в квартире стало не в пример уютнее), но вот этот ее постоянный игнор мнения самого Стаса спустя пару лет переполнил чашу терпения.

Уходя, Вика, кстати, этот торшер и много чего еще другого, купленного на общие деньги, прихватила с собой.

Ну что ж, пусть наслаждается уютным освещением в обществе другого несчастного, чье мнение она и в грош не будет ставить.

В разрыве Стас в немалой степени винил и себя: если б он умел дипломатически решать любые вопросы, «развода и девичьей фамилии», глядишь, не случилось бы. А со временем притерлись бы, с кем не бывает…

От всех этих воспоминаний приспичило ему сдуру поглядеть на фото Вики, сохраненное на телефоне. Балбес сентиментальный! Стас потянулся к мобиле, лежащей на соседнем сидении, и при этом отвлекся от дороги — все равно трасса прямая и пустынная.