Шрифт:
По левую руку он орет во все горло:
– Юх-ху! – И визжит как девчонка.
В ушах завывает ветер, каре давно превратилось в воронье гнездо, под опущенными веками вспыхивают и гаснут красные сполохи.
Вокруг творится ад и хаос, моя никчемная жизнь вот-вот оборвется.
Снаряд взлетает почти вертикально и замирает.
– Сейчас будет круто! – пытается отдышаться Кит. – На счет «три» открой глаза и не держись! Ладно?
В ужасе мотаю головой и еще крепче зажмуриваюсь.
Адская карусель срывается в пике, Кит хрипит диким сорванным голосом:
– Ну, давай! Раз, два… Три!!!
И я, вопреки здравому смыслу, распахиваю глаза.
Расслабляю онемевшие пальцы, осторожно развожу в стороны затекшие руки.
Отпускаю страхи и тревоги и… Лечу.
Время остановилось, лучи солнца и теплый ветер гладят лицо, я касаюсь ладонью мягкого неба, пробегаю резиновыми подошвами по густым кронам сосен, ловлю облака, вижу сверху каждую мелочь этого мира, и он прекрасен.
Огромное счастье не вмещается внутри, раскрываю рот, и оно вырывается наружу звонким криком.
– Я лечу, вашу мать!!! – дерет глотку Кит, в порыве единения душ я присоединяюсь к его воплю:
– Я тоже лечу!!! Я лечу-у-у-у!!!
На нас смотрят, а мы хохочем, проваливаемся в яму и снова устремляемся к неведомым вершинам.
Скорость снижается, постепенно сходит на нет, карусель тормозит. Впечатываюсь в тишину и несколько секунд прихожу в себя.
Кит первым проявляет признаки жизни – щелкает креплением и безо всяких церемоний избавляет от оков и меня.
– Ну как? – шепчет он, уставившись в упор.
Чтобы прийти в сознание, мне сейчас необходимо не отпускать его взгляд. Серый, бездонный и спокойный, так похожий на взгляд старого друга.
И я держусь за него.
– У меня нет слов… – шепчу в ответ.
Кит улыбается так, что заходится сердце.
– Закругляйся, Никита! – зовет женщина у будки, он вздрагивает, обреченно возводит очи к небесам и ловко выпрыгивает из тележки.
Я тоже выбираюсь наружу, и мы бок о бок медленно бредем назад – земное притяжение кажется непреодолимым для тех, кто сумел взлететь.
– Спасибо! Это было незабываемо! – признаюсь, и горло саднит.
Кит набрасывает на растрепанные волосы капюшон, замедляет шаг и прячет руки в карманы жилета:
– Всегда пожалуйста.
Мы вновь играем в бессмысленные гляделки, а я задыхаюсь от ужаса: через какую-то пару минут мы расстанемся. Дойдем до его рабочего места и попрощаемся – у меня нет больше повода задерживаться тут.
Поток пьяных мыслей не дает сосредоточиться, но я все же придумываю гениальное решение: а если мне тоже что-нибудь для него сделать? Просто так, как ответный жест. В этом ведь нет ничего такого…
Даже если этот парень – не кто иной, как придурок Кит.
За его плечом, в конце аллеи, белеет строение из стекла и пластика, желтая вывеска оповещает отдыхающих, что внутри находится кафе.
Молниеносная идея вспыхивает в мозгу и слетает словами с губ быстрее, чем я ее осознаю:
– Кит… Как насчет того, чтобы зайти во-о-он туда? Я угощаю!
Я готова с разбега убиться о стенку и исчезнуть от позора, потому что все это неправильно, и вообще…
Но Кит повергает меня в шок. Он соглашается.
– Почему нет? Я так хочу есть, что, наверное, тонну булок сожру!
Глава 6
Тихая музыка, запах кофе, ванили и жареного сладкого перца, приглушенный свет, падающий на столики через разноцветные витражи под крышей, – тут ничего не изменилось с тех пор, как мы приходили сюда с папой.
Я замираю в дверях.
– Только не говори, что передумала! – разочарованно тянет Кит и легонько пихает меня в бок.
– Не передумала! – заверяю, шагаю к стойке и, прищурившись, изучаю стандартное для подобных кафешек меню.
Папа заказывал здесь ту самую ужасную пиццу с курицей и ананасами – «Гавайскую» – и повторял с улыбкой, что нужно расширять горизонты, даже будучи прикованным к земле. Потому что в мире еще столько всего непознанного, и мы не знаем, в какой из дней все может внезапно закончиться… Я же, брезгливо морщась, выбирала для себя что-то более традиционное. Мы нагружали едой поднос, занимали столик в самом дальнем углу, за разлапистым искусственным цветком, и делились новостями прошедшей недели.