— В чем именно?

— Да насчет ее психического состояния. Пусть лучше свою голову проверит. Сам с прибабахом. Психиатр-фальсификатор. Морочит бабам головы, доктор! Я бы ему палец перевязывать не доверил. А эти дуры прут стадами.

— Мне показалось, он ваш друг, — сказал Мазин, заметив возбуждение Дегтярева.

— Ха! Друг! Еще бы! Но не мой лично, а друг дома, а это две большие разницы.

Мазин взглянул вопросительно.

— Что, не в курсе? Это же последний кумир Марины. Не представляете, что супруга жить не может без очередного модного идола. Я уверен, что, будь она бюрократкой без воображения, неминуемо подалась бы в уфологи. Но положение обязывает, и она увлекается серьезной наукой, которая у нас, как и многое, была запущена. В данном случае психиатрией в лице этого кандидата дурмоведческих наук.

— Он называет себя целителем.

— Не смешите! Жеребец он со станичной конюшни, а она уговаривает Лильку показаться ему! И уже черт-те что наговорила, и он с заумным видом убеждает меня, что девочку нужно спасать.

— А где, кстати, Лиля?

— Спросите что-нибудь полегче. Укатила вместе с соратниками по вере распространять высшие истины. Вот это Марину и бесит.

— Лиля кришнаитка?

Дергачев развел руками, повторил:

— Спросите что-нибудь полегче. У нее на неделе семь пятниц. У нее, знаете, есть старуха родственница, то ли пятидесятница, или адвентистка седьмого дня, — меня лично это абсолютно не колышет! А Лильку втянула, вот та и выбирает богов, кто больше понравится. Но, в конце концов, пусть себе выбирает, если свобода религии. Даже в творческом доме какая-то церковь Христа Святых последних дней объявилась. Хотят помещение арендовать. Между прочим, американцы. Не вижу в этом ничего удивительного. Лишь бы платили вовремя. Если создали партию сексуальных меньшинств, почему бы не объединиться кришнаитам всех стран? Индия — прекрасная страна. Говорят, кришнаиты наши доморощенные имеют возможность там бывать. Страшно завидую, между нами, но принципом за чечевичную похлебку не поступлюсь, ха-ха! Кришна мне друг, но научное мировоззрение, что в школе выучил, дороже.

Мазин прервал торопливое словоистечение.

— Надеюсь, Лиля не в Индии?

— Ха! В бывшем СССР!

— Вы не обеспокоены ее отъездом?

— Как отец, понятно. Такая преступность, такой бардак во всем постпространстве. Опасно, я понимаю. Но нужно же человеку какое-то увлечение? Конечно, лучше всего замуж. Впрочем, сами видели, не красавица. Да и женщины сейчас прекрасно обходятся без семейной обузы. Но от этого не легче. Не представляете, как с ней сложно. Даже вас в свою нелепую возню впутала. Послушайте! — прервался он внезапно. — Вот идея! Согласны на полцены? Убедите ее!

— В чем?

— В том, что зря все это. Кто-то отмочил глупую шутку.

— Вы уверены, что телеграмма шутка? Такие шутки скверно пахнут.

— Ну, я бы и сам этого шутника… Но все-таки дичь, поверьте, дикая дичь. Зачем вам, серьезному человеку, бабьими фантазиями заниматься? Пусть бабка оплатит вам предварительные итоги и закроем дело, а?

Мазин покачал головой.

— Вы сказали «дичь»? Дичь или фантазия?

— Я уверен, что глупость или злая выдумка, а Марина настаивает на больной фантазии, даже психическом расстройстве. «Спасать девочку надо!» Но как спасать, если поощряем фантазию? Знаете, что Лилька еще выдумала? Придумала, что мать ей по телефону звонила!

— Когда? — удивился Мазин.

— Перед ее отъездом.

— В самом деле звонила?

— Марина считает, что это очередной закидон.

— Не понимаю. Почему же она мне…

— Ничего не сказала? Она ей якобы запретила.

— Кто?

— Кто же? Эрлена.

Мазин сдвинулся в кресле, и кресло беспощадным скрипом выдало его волнение.

— Не понимаю, Владимир Степанович.

— Вот я и говорю вам — плюньте! Кто здесь разберется? Вбегает Лилька. Рев слышен еще с лестницы. «Мама звонила!» — «Это что, очередной сдвиг по фазе?» — «Папа, не смей! Не смей! Она звонила!» — «Ладно, успокойся. Что она тебе сказала?» — «Она плакала, все время плакала!» — «Что значит, все время плакала? Сказала она тебе что-нибудь?» — «Она рыдала. Не могу без тебя, только не ищи меня, не ищи, умоляю. Я сама, сама…» И повесила трубку.

Мазин пытался осмыслить услышанное.

Художник махнул рукой, будто проник в его состояние.

— Не старайтесь. Думаете, это все? Она заявила, что это не первый звонок. Прошлый раз какая-то женщина только плакала и ничего не сказала. Но теперь Лилька не сомневается, что это была Эрлена.

— А что вы по этому поводу думаете?

Мазин должен был задать этот вопрос, но он уже не доверял мнению Дергачева. Уж очень легко тот соглашался с различными вариантами происходившего. И на этот раз тоже.

— Что я думаю? Тут мы с Мариной разошлись. Она убеждена, что у девочки навязчивые психозы, чуть ли не галлюцинации. Я сам не знаю, кому верить. А вдруг Эрлена? В самом деле!

— По-моему, вам не очень верится в такую возможность.

Дергачев собрал на лбу морщины.

— Не хотелось бы верить, ужасно не хотелось, что она появилась, если честно. Думаете, это было легко пережить? По судам таскали. Но, слава Богу, столько лет прошло. Подзабылось. И нате вам! Нет, нет, это не она. Ну посудите сами, в нашем-то то… та… Тьфу, черт! Никак не научусь выговаривать это слово. В нашем то-та-ли-тарном, — произнес он по слогам, — отечестве сбежать, не разведясь, не выписавшись… Куда? С кем? Нет, она сгинула безвозвратно.

— Куда? С кем? — переспросил Мазин.

— Ну, это уж вам виднее. Идешь мимо милиции, сколько висит листовок — «ушел и не вернулся!». И так месяц за месяцем, даже годами, а человека нет как нет. И Эрлены нет как нет.

— А в трубку кто рыдает?

— Ищите, найдите!

— Вы только что предлагали бросить эту дичь.

— Правильно, предлагал. Но и я запутался. Ищите, ищите! Я сам доплачу, если разберетесь. Ужасно, если этот тип Артур прав и девочка больна. Ужасно. Она ж моя дочка!