— Лори, я опаздываю. Поговорим об этом, если он наймет меня. Может, он захочет, чтобы его представлял другой адвокат.

Честно говоря, я надеялся, что он откажется от моих услуг. Тогда моя совесть будет чиста. Она саркастически рассмеялась.

— Да, он явно потрясающий клиент. Адвокаты просто локтями друг друга распихивают, мечтая взяться за его дело. Энди, какого черта ты так со мной поступаешь?

— Я никак с тобой не поступаю, Лори.

— Ты же знаешь, что я чувствую по отношению к нему, ты знаешь, что он сделал моей подруге, — так почему среди всех людей, которых ты мог представлять, ты выбрал именно его?!

— Лори, я понимаю, как это выглядит. Но поверь мне, дело не в тебе. К тебе это не имеет никакого отношения.

Понятно, что это ее нисколько не убедило.

— Тогда зачем ты это делаешь? Просто ответь: зачем?

— Есть причины, в которые я не могу вдаваться. Честное слово, не могу.

— А, понятно.

Я попробовал подойти с другого конца, потому что так она меня просто не слышала.

— Ладно, тогда ты мне скажи, как ты сама думаешь — почему я могу взяться защищать клиента, к которому у тебя счеты? Я люблю тебя, забочусь о тебе — неужели ты и вправду думаешь, что я мог сделать это в пику тебе? Что я хотел ранить тебя? Есть в этом смысл? Разве мы поссорились? Что-то не припомню.

Она помолчала минуту, взвешивая мои аргументы, и мне какое-то время казалось, что у меня появился шанс, но потом я заметил, что у нее в мозгу сработала команда «отказать».

— Не делай этого, Энди, — сказала она, одновременно требуя и умоляя.

— Прости, но я должен.

Она покачала головой.

— Нет, ты сам этого хочешь.

Она развернулась и вышла. Мне было тошно оттого, что я ранил ее, но еще тошнее оттого, что она сочла, будто я сделал это намеренно.

Новичку кажется, будто окружная тюрьма — вроде низшей лиги для бейсболиста. Он понимает, что может оказаться в настоящей тюрьме, если осудят, и предвариловка кажется ему унижением. Конечно, если его признают виновным и посадят в тюрьму штата или даже в федеральную тюрьму, он поймет, насколько лучше было в окружной.

И дело тут в том, что на предварительном этапе осужденный чем-то занят, чего-то ожидает. Его допрашивают, к нему приходит адвокат, он готовится к суду… это новый опыт, и это значительное событие, что ни говори. Когда же подследственный осужден и заключен в тюрьму штата, он чувствует, что мир забыл о нем, и это на самом деле так. Его жизнь становится не просто жалкой, но еще и скучной, и конца этому не видно.

По моему мнению, окружная тюрьма — вполне сносное место. Но Оскар Гарсия почему-то так не считал. По мнению Оскара, то, что он находится здесь, — это произвол. Долбаные шуточки, как он неизящно выражался.

Оскар рвал и метал две-три минуты, потом наконец осознал, что раз я сижу здесь, то, должно быть, тоже играю во всем этом какую-то роль.

— А ты что за фрукт? — спросил он.

— Меня зовут Энди Карпентер. Я адвокат, меня назначили общественным защитником по вашему делу.

Несколько мгновений он пялился на меня, словно пытаясь что-то припомнить.

— А мы нигде не встречались?

— Может быть, — пожал я плечами. — Я посещал Нью-Йоркский университет. В какой студенческой организации вы состояли?

Кажется, Оскар не очень-то хорошо понимал иронию, и у меня было такое чувство, что он воспринимает любой юмор как унижение его достоинства. Он проигнорировал мой комментарий, главным образом потому, что вдруг вспомнил, где видел меня.

— Ты тот самый адвокат, правильно? — Он показал на меня пальцем, без сомнения, чтобы убедиться, что я понимаю, к кому он обращается.

— Я как раз это и пытаюсь вам сказать.

Он покачал головой.

— Да нет, я имею в виду, ты тот парень, которого показывали по ящику.

— Да, это я. Адвокат из телевизора.

Он как-то странно покосился на меня, словно сам себе не верил.

— И чего тебе от меня нужно?

Оскар был недоверчив — первый признак интеллекта, который я у него заметил. Я решил сказать ему правду, хотя и не всю. Пока что это было большее, что я мог себе позволить.

— Я подумал, что вы можете нуждаться в моей помощи.

— Плевал я на помощь.

— Ладно, тогда я найду кого-нибудь, кто нуждается. — Я поднялся, чтобы идти. — Увидимся в студгородке.

Я успел дойти до двери и занес одну ногу над порогом и в этот момент услышал:

— Погоди, мужик.

Варианта было два: сделать вид, что не слышал этого, и выйти — либо вернуться и продолжить это безумие. Я вернулся.

— В чем дело, Оскар?

— Я этого не делал, мужик. Я сделал много всякого дерьма, так, по мелочи, но это — не моя работа.