Как я ни старался оставаться в линии, не получалось. Начал грешить сперва не на себя, как наездника, а на коня, у половцев забранного, который не приучен к строю. Но не только я таким неумехой оказался. Боброк, тот новик, с которым я сперва повздорил, а после так и завел приятельские отношения, управлялся со своим скакуном хуже моего. Ничего нет радостнее в жизни, когда у кого-то получается еще хуже… Времени вот только на радость нет.

Между тем, сотня половцев, атакующая по центру, добралась до ловушек. Еще до первых ям, с десяток степных коней резко затормозили, а кто и встал на дыбы. Словили-таки некоторые степняки чеснок и теперь даже можно было жалеть животинку, которой больно и она уже не так хочет везти своего кровожадного наездника в бой. Вот и не нужно! А коняку подлечить можно, но уже после, когда животное станет трофеем.

Те воины, что шли позади попавших на чеснок, не всегда успевали на скорости аллюр три креста, отвернуть от замешкавшихся соплеменников. А еще это был по большей части степной молодняк, даже безусые, в отличие от их старших товарищей, возможно, наставников. Уровень управления конями у противника сильно разнился.

Почти что сразу появились и те степные хищники, которые попались в волчьи ямы, или же их кони ломали ноги на ямах и без заостренных кольев. В это время когда мы уже были на расстоянии в метров сорока от противника и я уже приподнял свое копье для удара, чуть не случился «дружественный огонь». Больше десятка стрел, выпушенных из-за опрокинутых повозок, устремились в толпу замешкавшихся степных воинов. Русские лучники били даже не навесом, а почти прицельно, но некоторые стрелы пролетали совсем рядом с нашим построением.

Я не видел, да и не старался рассмотреть, вылетел ли арбалетный болт из укрытия. Но, почему-то хотелось, чтобы Спирка взял свою кровь. А еще и я готовился взять кровь чужую.

— Ага! А! А! — заорали воины нашей полусотни.

Никакого тебе «Ура», хотя я именно этот кличь использовал. Может он раньше станет именно русским и чуть меньше будет ассоциироваться с тюркским «Алла» и «Ур» [По словарю Даля, есть иные мнения]. Нет, товарищи бойцы, скоро будем кричать русское «Ура», уж этого я буду добиваться принципиально. Так и для меня проще воевать, в большей степени ощущаю преемственность Родины, то, что она одна в любом времени одна. Вот благодаря таким триггерам и стирается сомнение, что нынешние русские княжества — это не есть Россия. Нет, все тут- Россия, пусть булгары, кипчаки, даже византийцы, еще об этом не догадываются. Я-то знаю, что это так.

Первая наша линия лихо врубилась в дезорганизованного врага и для второй волны было проблемно найти свою жертву. Думаю, что мой противник нашел меня, а не я его. Я видел своего врага. Сам он был темно-русый, с длинными усами, как в мультфильме про казаков. А еще вражина ухмылялся. Он, наверняка, увидел во мне новика, молодого, неопытного воина. Частично оно было именно так, но с рядом особенностей.

— Ух… А… — на выдохе я совершил свой первый удар в реальном бою в новой реальности.

На скаку, чуть привстав в стременах, которые были почти что на длине вытянутых ног, я приподнял копье, которое взял хватом чуть ближе к концу древка, еще чуть наклонился вперед и ударил обряженного в в кольчугу вражину. Он так же наставлял на меня свою пику, но я выиграл в длине оружия. Возможно те десять-пятнадцать сантиметров, которые я отыграл за счет хвата смогли обеспечить мне победу в первом такого рода поединке. Все же силушка моя богатырская, да тренировки хвата копья сказали свое слово. Без понимания техники удара, которое преподал мне еще Богояр, тренировок последних дней, перехватить копье к концу, увеличивая рычаг тяжести, не вышло бы.

Я так сильно ударил, что пробил кольчугу врага и копье погрузилось в человеческую плоть. Не первая жизнь, которую я забрал, потому остается сожалеть только об одном — не получалось быстро вынуть копье и оно так и осталось в теле вражеского воина. Теперь топор. Не нравится мне это оружие. Думал выбрать кистень, но с последним нужно было бы еще больше потренироваться.

Бой разбился на поединки. Первый удар и ловушки сделали свое дело и враг не только не сумел использовать свое некоторое временное численное преимущество, но и быстро стачивался. Были те степняки, большей частью бездоспешные, которые явно растерялись и жались внутрь образовавшегося полукруга. В это же самое время с позиций обоза стали выходить лучники, они пробегали метров десять-двадцать, бесстрашно приближаясь к месту схватки, и уже на этом расстоянии были способны прицельно бить по врагу.

Когда-то в кино я видел, как лучники втыкают в землю стрелы, чтобы после стрелять, как из пулемета. Мои нынешние соратники так не делали, правда у двоих были заостренные колчаны, вот их они и воткнули в землю. Наверняка, если воткнуть наконечник в землю, а земля — суглинок, или чернозем, то стрела отяжелеет от налипшей земли, тогда измениться и баллистика.

Наступил момент в сражении, когда я начал искать себе противника. Первая линия врубалась в неприятеля, оставляя вторую линию несколько без дела, в массовке. А, нет, вот товарищи враги показались. Я увидел, как группа из шести всадников, изловчившись скинуть с седла одного из наших соратников, намылилась драпать. Этот прорыв мог позволить не только выйти шести врагам из толчеи, вырваться, но их примеру последовали бы другие, что прибавило бы проблем. Пока враг столпился, половина противников не могут никак влиять на бой, чем достигается наше локальное численное преимущество.

— Боброк, Лис, — призвал я двух новиков, бывших рядом. — За мной!

— Куда? — вопрос Воисила, рубившегося впереди, потонул в общей какофонии звона стали, ржания коней и криков сражающих и умирающих людей.

Я услышал Воисила, но, спросит он меня позже, солгу, скажу, что ни вопросов и приказов не было. А новики послушали меня. Я знаю эту психологию. Молодым воинам важно быть ведомыми, слышать приказы. Когда не знаешь, что делать, дезориентирован, приказ, полученный уверенным голосом представляется желанным, своевременным. Это потом они будут спрашивать, по какому это праву я им приказал, а пока два молодых воина устремились за мной следом.