Или не стать.

– Понимаю, – ответила я наконец осторожно. – Но не вполне представляю, как туда попасть. У меня, видите ли, нет супруга – члена парламента.

– Большое счастье, поверьте, – мрачно пошутил Эллис. – Зато у вас есть замечательная подруга – леди Чиртон, а её муж как раз просиживает в парламенте штаны. Говорят, что в последнее время леди Чиртон часто видят в «Старом гнезде». Неправда ли, чудесное совпадение?

На то, чтоб всё устроить, у меня ушло три дня.

К каждому человеку нужен свой подход. Иным проще, чтоб их обманули, и таким образом сняли с них ответственность за происходящее; других надо уговорить; третьи делают вид, что ненавидят интриги и манипуляции, но на деле только и ждут, чтобы их вовлекли в игру… Леди Чиртон слыла особой легкомысленной, пустоголовой и слабовольной, а всё из-за миловидного лица, напоминающего сердечко, и больших серых глаз с поволокой. Сложение у неё было хрупкое, а рост небольшой. В компании она чаще помалкивала или ограничивалась восклицаниями вроде «Ах!» и «Неужели!» – а ещё могла расплакаться из одной только сентиментальности. Если мы стояли рядом, то нас нередко принимали за одногодок, хотя на самом деле она уже воспитала двоих сыновей и ровесницей приходилась, скорее, моей матери.

Леди Чиртон недооценивали – а ведь она была одной из немногих, к кому я могла подойти и без увёрток изложить суть дела.

– Ах, – тихонько выдохнула она, и длинные ресницы затрепетали. Волосы, убранные сейчас в аккуратный узел, в зависимости от освещения меняли цвет, и выглядели то рыжеватыми, то прохладно-тёмными. – Значит, вам необходимо попасть в «Клуб дубовой бочки»?

– Именно так. Мой друг, детектив Эллис, ищет одного человека, чьей жизни угрожает нешуточная опасность… и это в лучшем случае, если ещё не поздно, – пояснила я, понизив голос. Мы беседовали у ширмы, в конце зала; всё внимание же сейчас было приковано к Элейн Перро, которая за общим столом показывала некий забавный фокус с принадлежащей ей карточной колодой. – С прислугой он намеревался побеседовать сам, но деликатную часть поручил мне. Вы ведь знаете, леди не всегда говорят прямо… – и я многозначительно умолкла.

– И не всегда отвечают на вопросы, – понятливо кивнула леди Чиртон. Сейчас, когда мы стояли так близко, тонкие морщинки в уголках её глаз были отчётливо видны, но возраст выдавали отнюдь не они. – Что ж, понимаю. Пожалуй, что многие в «Клубе дубовой бочки» и вовсе могли бы отказаться разговаривать с обычным детективом без веской причины.

– И очень зря, – качнула я головой. И добавила осторожно: – А ведь именно детектив Эллис раскрыл тайну «Сада Чудес» и разоблачил злодея, который стоял за всеми несчастными случаями в цирке, включая самый первый. Вы помните, наверное, медведицу, которая взъярилась без видимой причины…

Леди Чиртон, без сомнения, помнила – как помнила и то, что именно я помогла ей выйти из амфитеатра и отыскать супруга.

– Правила клуба вполне допускают пригласить на чаепитие приятельницу, – ответила она так же тихо. – Тем более что мы собирались на этой неделе обсудить благотворительность, а вам, леди Виржиния, есть что сказать.

– Приют имени святого Кира Эйвонского, – догадалась я сразу. – Не стану лукавить, моя помощь не так уж значительна, и, признаться, хвастаться нечем, однако я рада буду поделиться тем, что знаю… Только, прошу, держите мою просьбу в тайне.

Леди Чиртон пообещала и это; не знаю, право, что она сказала супругу и как всё объяснила. Не думаю, что солгала, скорее уж, просто кое о чём умолчала… Он, впрочем, после случая с амфитеатром был расположен ко мне и вряд ли сильно возражал. Или, возможно, свою роль сыграла репутация леди Милдред; подозреваю, что многие по привычке оказывали небольшие любезности лишь из уважения к бабушке, верней, к её памяти.

Так или иначе, но через два дня двери «Клуба дубовой бочки» распахнулись перед нами – ровно в тот момент, когда Эллис явился с чёрного хода, чтобы ещё раз опросить прислугу.

…И почти сразу же я почувствовала себя лишней.

Хотя в этот клуб, в отличие от многих других, приходили с жёнами, а жёны нередко звали с собой подруг, тут как никогда сильно ощущалось верховенство мужчин. Даже сами комнаты пахли как-то по-мужски: виски, табаком, грубой сапожной кожей, одеколоном из розмарина и лаванды, который отчего-то пользуется необыкновенной популярностью у брадобреев… Конечно, окна держали открытыми, а значит, запах был едва уловимым; его безжалостно вытесняла газолиновая гарь и смрад Смоки Халлоу, который долетал даже сюда. Чиртоны представили меня своим друзьям – сперва одной супружеской чете, затем другой, и так до бесконечности, пока мы шли сквозь комнаты и залы. И всюду были одни и те же взгляды – любезные, но изрядно снисходительные.

Уверена, что на герцогиню Хэмпшайрскую так бы не смотрели.

И вовсе не потому, что её муж имел огромное влияние, нет. Просто она никогда не была просто украшением гостиной, а напротив, разделяла его идеи и помогала воплощать их в жизнь. А я в глазах этих людей оставалась лишь «очаровательной леди», наследницей титула и состояния, которая имела одно экстравагантное увлечение – кофейню, и некоторое количество сомнительных знакомств. Как и любая светская кокетка, впрочем. Вот леди Абигейл знала, что дела я веду сама, пусть и полагаюсь на помощь мистера Спенсера, а они… Они смотрели на меня добродушно и покровительственно, а между приветствием и полагающимся по случаю комплиментом думали в лучшем случае о том, как могли бы через меня оказать влияние на маркиза Рокпорта.