Шрифт:
— Неплохо для новообращенной.
— От тебя разит больничными антисептиками. Такое сложно не учуять.
Глаза Шона слегка сузились.
— Интересно.
— Что? — Я склонила голову на бок, не удержав сарказма в голосе.
— Не слышал, чтобы вампиры отличались таким чутьем.
— У меня был хороший нюх и до того, как…
— Настолько хороший? Я не был в больнице уже больше суток. Несколько раз принимал душ и переодевался.
— И что ты хочешь этим сказать?
Он немного помедлил с ответом, смерив меня изучающим взглядом.
— Ничего. Просто интересно.
Мы немного помолчали, наблюдая, как робкое пламя доедает остатки древесины.
— Шон?
— М-м-м?
— Расскажи мне подробнее обо всем этом…
Парень задумался, неловким движением зачесывая пятерней русые волосы.
— Что тут скажешь? Мы — стая оборотней. Одна их двух в этом городе. Есть еще вампиры. Их куда больше. Мы с ними не особо ладим, но на открытый конфликт ни они, ни мы не идем. Есть еще отдельная каста. Их называют стражами сумерек. Возможно, ты одна из них.
— Почему?
— Твое обращение прошло странно.
— В каком смысле?
Парень вздохнул, подбирая слова.
— Обычно после укуса вампира человек или умирает, или превращается. Они как-то контролируют этот процесс. Обычно это занимает пару дней и походит на лихорадку: жар, агония, а потом неприязнь к солнечному свету, голод и прочие примочки.
Он посмотрел на меня. Во взгляде была странная заинтересованность. Мне казалось, словно я чувствую, о чем он думает.
— Но со мной что-то пошло не так?
В ответ Шон кивнул.
— Ты умерла. Я лично присутствовал, когда тебе констатировали остановку сердца. Есть легенда: если человек, спасая другого, оказывается смертельно ранен вампиром или оборотнем, то он становится чем-то средним. Не сказать гибридом, но существом, обладающим силой, которая не исчезает при свете солнца, например, если дело касается вампиров.
Я пыталась не слишком углубляться в расспросы о своей… смерти.
— А как становятся оборотнями? Как в фильмах? Через укус?
Он кивнул.
— Да, так тоже можно. Но мы — рожденные оборотни.
— А все эти россказни про полнолуние и превращение?
— Почти все правда. Только рожденным не нужно полнолуние, мы можем превращаться в любое время.
— Круто…
Шон рассмеялся.
— Конечно, круто. А девчонки-то как тащатся.
Теперь уже смеялась я.
— Скромность не твоя сильная сторона, да?
— Пф-ф-ф, пусть другие скромничают. Животный магнетизм волков обязывает быть крутыми.
— Что-то ты не выглядел сильно крутым, когда получил сегодня люлей на крыше.
— Брось. Я не мог ответить на твою агрессию взаимно. Я мог тебя покалечить.
— Прям таки. Думаю, ты просто струсил, что тебя отделает девчонка.
— И ты говоришь, что я нескромный?
Мы смеялись, и я впервые за долгое время чувствовала себя спокойно и безопасно. Хотя все еще чувствовала и это странное щекочущее напряжение в общении с Шоном. Он старался держаться дружелюбно, но было что-то, что напрягало его в общении со мной.
— Можно еще вопрос?
— Попробуй.
— Почему мне позволили остаться? Я кожей чувствую, как твои домашние мне не рады.
— Дело не в тебе. То есть, не лично в тебе, а в том, кем ты стала. В прошлый раз, когда в нашем доме появилась одна из стражей, так же случайно, как и ты, дело закончилось смертью нескольких членов нашей семьи.
Перед глазами всплыло лицо мужчины на фото.
— Мне жаль.
— Ты не виновата. Но не все могут совладать с воспоминаниями. Признаться, я и сам смотрю на тебя и вижу тот кошмар.
— Я уйду на рассвете, — я теребила складки одежды, пытаясь совладать со странным накатившим чувством.
— Не нужно. Это наши проблемы, а не твои. Оставайся до приезда Элейн.
В том, как он произнес ее имя, чувствовалась подавленная горечь. Я кожей чувствовала эмоции, волнами исходящие от молодого волка. Я поймала это странное ощущение. Словно его эмоции осязаемо висят в воздухе. Словно я могла коснуться их. Попробовать на вкус и на ощупь. Гораздо более объемное восприятие, чем можно было бы прочитать на лице.
— Ты настолько ненавидишь Элейн, что увидел ее во мне?
Шон шумно выдохнул, словно хотел опустошить лёгкие, прежде чем сказать.