Шрифт:
Зима замолчала ненадолго.
– Меня домой не тянет. Совершенно. И не потому, что мне там было плохо. Но… я знаю, что увижу. И не хочу. Если я вернусь, то признаю, что они все мертвы давно и окончательно. А так… так где-то в душе можно врать себе, что это просто я уехала. Понимаешь?
– Нет, – Одинцов был честен. – Но мне это стремление тоже показалось странным. Теперь я полагаю, что дело было не в доме.
– В Анатолии? – догадался Бекшеев.
Он, конечно, не великий спец по загадочным душам юных девиц, но этот взгляд сложно с чем-то спутать. Первая любовь? И не появилась ли она еще тогда, года три тому, когда была жива сестра? Да, самой Ниночке было… сколько?
Пятнадцать?
Шестнадцать?
Самый возраст влюбляться, а больше не в кого. И потом уже, когда любовь обжилась, пустила корни в сердце, её оттуда непросто будет выдрать.
– Она вернулась. Софья за ней приглядывала. После смерти Надежды она, кажется, слегка… перебарщивала, не разрешая девочке выходить куда-то без сопровождения. Я не мешал. Мне казалось, что со временем все успокоиться. Софья писала, что Анатолий навещал их, как и его матушка. Такие добрососедские отношения. Наверное, я не слишком умен, если не разглядел большего.
– Ты на комплимент напрашиваешься? – уточнила Зима. – И да, даже если бы ты что-то там разглядел, вряд ли это остановило бы… в общем, она влюбилась. Наново. Или впервые. Не важно. Влюбилась и пожелала выйти замуж за этого… Анатолия. А ты считаешь, что он в женихи не годится.
– Не совсем, – Одинцов скрестил пальцы на груди. – Я считаю, что кто-то там убивает женщин.
Глава 5. Полоз
«Полоз – суть гад малый, живущий во глубинах гор Уральских. Иные старики говорят, что рождаются полозы в самых старых жилах малахитовых, оттого и шкурка их узорчата. И кланяются полозам, и порой привечают их молоком, дабы испросить благословения и защиты…»
«Книга о змеях»Смотрю вот на Одинцова, смотрю. Ищу в своей душе хоть что-то от того былого, сводящего с ума чувства. И не нахожу.
Нет, он не стал чужим человеком.
И никогда не станет. Слишком многое нас связывало, и раньше, когда смерть в затылок дышит и горячее её дыхание подстегивает, заставляет спешить, чтобы снова вдох и выдох.
Чтобы понимать, что живой.
И потом тоже.
Хорошего. Плохого. Горького до оскомины, страшного. Но одинаково общего.
Этого не перечеркнуть, не забыть, как бы того княгине не хотелось. И Одинцов понимает. И я. И Бекшеев тоже, хотя вижу, что Одинцов его все равно раздражает.
Иррационально.
Но Бекшеев – на то и Бекшеев, чтобы иррациональность эту использовать.
– Надежда не одна?
– Нет, – Одинцов раскрыл кейс, с которым явился, и вытащил тонкую папочку. – Здесь немного… то, что удалось вытащить.
И протянул Бекшееву.
– Где-то около года тому Софья Васильевна позвонила и, смущаясь, сказала, что, кажется, Ниночка влюблена. Что ситуация складывается не самая обычная, поскольку сама Софья – человек старого воспитания и для нее подобная связь, как бы это… кажется неправильною.
Бекшеев папочку открыть не спешит, слушает.
– Тогда я нашел время наведаться. И Ольгу попросил. Она в юных девицах всяко больше моего понимает. Надеялся, что она сумеет найти общий язык. Но Ниночка держалась весьма отстраненно. И да, призналась, что любит Анатолия. И что он тоже… как это… раскрыл перед ней свое сердце. И что сделал предложение. И что Ниночка даже его приняла. Они готовы были пожениться…
– Тайно? – уточнила я.
– Тайно. Ниночка очень волновалась. Она даже кричала на меня, хотя до того я готов был поклясться, что она весьма робка в отличие от сестры.
Ага. Не тогда, когда дело касается великого личного счастья. Я попыталась вспомнить себя той, прошлой… и не выходило. Интересно, если бы не случилось того, что случилось, я бы тоже кричала на отца?
Сестру?
Требовала бы отдать жениха мне? Вопреки всем правилам, законам и здравому смыслу? Хотя какой у меня, тогдашней, здравый смысл…
Не знаю.
– Идея, как понимаю, не её? – Бекшеев папку держал на коленях. – Чтобы молодая девушка и добровольно отказалась от свадьбы? Белое платье. Украшения. Гости. Причина должна быть веской?
– Она решила, что я хочу разлучить её с любимым, – поморщился Одинцов. – И да, я не отказался бы… мне он не нравится. Категорически. Я готов признать, что не нашел ничего дурного за этим человеком, но он все одно мне не нравится. Ладно. Не в этом суть…
– Что им помешало? – спросила я и протянула руку, а Бекшеев молча передал папку.
– Траур. И как понимаю, Софья Васильевна. Все же её Ниночка уважала. У Анатолия была сестра. Ангелина. Когда-то она сбежала из дома, но затем была вынуждена вернуться. С детьми. Её приняли, но… мне кажется, до конца не простили. Во всяком случае, когда я впервые встречался с Анатолием и его матушкой, об Ангелине никто и не упомянул.