– Согласен, выглядит подозрительно. Полагаю, тут замешан Франк. Я пока не разобрался, что у них там за тёмные дела. Если уж начистоту, Карл Иванович, то из модельера бы лучший убийца вышел. Он аккуратист, педант и помешан на порядке и безопасности.

– А ты его через жену копни. Видал её, та ещё штучка. Но с тобой вроде разоткровенничалась.

– Это и странно. С чего бы ей мне доверять? Или она преследует собственные интересы? В общем, что-то не так с этим семейством, и студент непонятно каким образом в их компанию затесался.

– Может, они втроём сообща действуют?

– Шайка свихнувшихся убийц? Я, Карл Иванович, уже любые версии рассматривать готов.

– Вот и подумай. Может, у них там тайное общество душегубов, масонский клуб, секта мистиков? Знаешь, сколько суеверий после войны развелось? Одних союзов возрождения магии десяток наберётся, шарлатанов и фанатиков. Кто знает, что там за бред у них в головах? Вон, газету почитай. – Ламарк пододвинул «Московский листок». – Бульварные писаки, само собой, но трактовка интересная. Так что копай, Дмитрий. Показатели-то у тебя неплохие, но вот это дело всю статистику портит. Всей сыскной полиции, заметь, а не только твоему отделу. Иди уже.

Из кабинета шефа Митя вышел в задумчивости.

Тайное общество. Ну а чем не идея? Что, если убитые девушки были принесены в жертву какому-нибудь божеству? Тому же Орхусу, например? Он, конечно, святой, но всё равно великий маг смерти. По крайней мере, эта версия не лишена логики. Желающих тем или иным способом возродить магию расплодилось немало. Правда, до сих пор никакие их усилия не увенчались успехом. Вон, только в прошлом году взяли группу липовых ведьм, которые изводили чёрных петухов да кошек. А когда мёртвые животные не помогают – там, глядишь, и до людских жертвоприношений недалеко.

Но, по крайней мере, один секрет, мучивший его несколько лет, Митя сегодня разгадал.

Вот для чего шефу нужен контрабас, на котором никто не играет.

Тик-так. Дзынь!

Тик-так. Дзынь!

Большие дубовые часы нарочито громко отщёлкивали время, но их «голос», поддержанный неумолкающей телефонной трелью, вносил нотку оживления в интерьер, который, казалось, застыл в оцепенении.

Занавешенные зеркала.

Фотографии с траурными лентами.

Еле слышный шёпот разговоров.

Шоркающие шаги.

Навершие часов – мифический маскарон [35] с закрытыми глазами и разинутым в ужасе ртом.

Дом, в который пришла беда.

– Простите, жена не спустится. Она не встаёт с тех пор, как узнала про Оленьку. Ей очень тяжело, она до сих пор не верит.

Отец последней жертвы, Ольги Лопухиной, сел напротив Мити, безвольно опустив худые руки. На левом рукаве сыщик заметил засохшую каплю яичного желтка. Пуговицы на чёрном сюртуке были застёгнуты криво.

– Примите мои соболезнования в связи с вашей утратой. – За время работы в полиции сыщик уверился, что казённые фразы в таких случаях звучат убедительнее, чем неискренние слова утешения. Хотя Роману Лопухину Дмитрий сейчас непритворно сочувствовал. Видно, что мягкий, покладистый человек. И любящий отец.

Кудрявая Оленька улыбалась с фотокарточек. Восемнадцать лет, студентка Московских высших женских курсов. Мечтала выучиться и преподавать, как и её родители. Любила море, зелёный цвет и вишнёвое варенье. Была весёлой и общительной.

Душегуб пресёк эти планы одним уколом и прислонил мёртвую Олю к постаменту статуи Флоры в парке Сокольники. Знаменитый «Портрет Лопухиной» кисти Боровиковского в исполнении Визионера. Не мудрил, гадёныш, в этот раз – просто нашёл однофамилицу. Хотелось бы надеяться, что несчастный отец этого не видел. Но вряд ли. Разве что «Биржевые ведомости» не сообщили о происшествии. Жёлтая же пресса разошлась вовсю. Не исключая снимков из парка. Крупным планом.

– Что вы хотели узнать?

– Всё, что могло бы помочь делу. Где она была в последние дни, с кем общалась. Новые знакомства, может быть?

– Зачем? Скажите, зачем он это сделал? – Уставшие карие глаза смотрят умоляюще. – Почему он выбрал именно Оленьку?

– Я не знаю, и, боюсь, рациональность тут бессильна. У Ольги были недоброжелатели? Враги, может быть?

– Враги, боже мой… Она такая милая девочка, приветливая, лёгкий характер. Никому плохого слова не скажет, мы нарадоваться не могли, и на курсах её хвалили.

– У неё был большой круг общения?

– Подруг много. Её все любили. Как же так, Оленька?

Горе горем, но риторические вопросы сейчас никак не помогут.