Семя обогнуло престол вслед за отцом. В это мгновение королевское око, солнцем ползущее ввысь, облило его лучами, и пришлось прикрыться рукой.

– Не страшись, Семя мое, ибо ни одно мое сотворение не дерзнет причинить тебе вред.

За широким балконом открылась панорама истинного благолепия – первое, что Семя узрело за темничными стенами Утеса. По щекам впервые покатились слезинки, и каждая искрилась отблесками звездного небосвода, будто пойманными в склянку.

– В груди… – Чадо приложило руку к сердцу. – Больно. Колет.

– Сердце трепещет, – кивнул Верховный Владыка. – Узри сие пресвятейшее творение мое и содрогнись! Все, над чем восстает мое око, претворено по наказу Создателя. Все претворено мною!

Он обвел рукой Минитрию: обширные равнины, точно зеленые моря, раскидистые леса, нескончаемую горную гряду на западе и блещущие вдали города.

А в небесах неумолимо прокладывал свой курс великолепный золотой минарет. Где-то на горизонте свечным огоньком трепыхалось кольцо пламени. Землю, подобно венам, изрезывали долы и извилистые реки.

– Таково мое творение. Я радею о сим царстве, посему даровал тебе жизнь, – объяснял Верховный Владыка. – Ты сразишь возросшее зло и принесешь его сердце, дабы я сотворил из Нифа землю, а затем соединишься с собратьями, вознесшись к нашему Создателю. – Монарх повернулся к Семени. – Таков мой наказ, дитя Сребряной Ивы. Таков твой долг, Иеварус, мое одиннадцатое Семя.

Так одиннадцатое Семя было наречено именем.

С несчастья в Роще грез минуло три дня. Да, там видели акар, я знал, но не придал должного значения – и вот моя халатность сгубила одного ребенка, а другого искалечила.

Утешало одно: теперь я знаю, чем спасти Нору от гнева Джейсона Фемура, – но какой ценой…

На третий день я лично отправился в Рощу верхом на своем Зефире. Кличка пусть и не самая оригинальная, зато меткая: он и вправду резв, как ветер.

Однако прежде нужно было наведаться в Вороний город.

Я спешился. Мне отрывисто, заученно салютовала Нора. Как и думал, явилась на место встречи заранее: солнце едва встало. Ее волосы были убраны в хвост, она неотрывно смотрела на меня.

– Ты рано.

– Жду уже час, командир, – сказала она как бы невзначай.

– Не сомневался в тебе, – не то подшутил, не то похвалил я. Ну да ей явно все равно.

Возможно, что Нора – лучшая из всех новобранцев на моей памяти. Пламенная, с несгибаемым стержнем внутри, она заткнет за пояс многих ветеранов. Тем досаднее, что ее пришлось перевести в другой полк. Она еще устроится где-нибудь, и преотлично, – но в ушах все равно звучали упреки матери, что я слишком пекусь об окружающих.

Мы шагали по городу, и Нора по-воински сжато рапортовала о бое в Роще. В тот день она ехала на обозе в Вороний город и перед самым закатом сошла, чтобы прогуляться по лесу, собраться с мыслями. Вдобавок тревожила весть об акарских лазутчиках.

Сразу после случившегося Нора адресовала мне два письма. В первом, официальном рапорте, она сухо описала цепь событий, а вот во втором, более личном, изложила правду целиком, уже не опуская щекотливых подробностей. Стоило бы послать зачарованный список с чародейской печатью, но, конечно, они редки и дороги.

Хвала Владыкам, Нора Роусом доверилась чутью. Без нее и того акарского паренька трупов было бы больше.

– Я велела взять акара под стражу.

– Что?!

Уму непостижимо!

Нора от недоумения на секунду запнулась.

– Где он? – добавил я.

– В карцере, – растерянно ответила она.

Пришлось устремить шаги на другую половину города. Солнце уже отрывалось от горизонта.

Пройдя врата, я зашагал по акарскому лагерю. Полусонную стражу при виде меня встряхивало.

– Эрефиэль.

– Это Эрефиэль.

– Гляди-ка.

Один веснушчатый, с гнездом рыжих волос, зевая и на ходу застегивая штаны, выбрался из палатки – и уперся заспанными глазами в меня. Его пронзило молнией, натянуло в струнку.