Annotation

Киевский юрист Эдем считает себя неудачником: он смертельно болен, не добился успехов в карьере, а главную любовь своей жизни потерял пятнадцать лет назад. В мгновение отчаяния перед ним возникает джин и предлагает договор: бессмертную душу Эдема в обмен на возможность пожить чужими жизнями. От залитой светом телестудии — до темных коридоров власти, от пышных приемов миллиардеров — к обшарпанным стенам детского приюта, от открытой ветрам крыши небоскреба — в зал Небесного суда, куда никогда не добирался ветер… Богатство, власть, слава и любовь завертятся одного соглашения, которое изменит судьбы всех, к нему причастных.

Времени нет

***

Вторник. Соглашение

1.1

1.2

1.3

1.4

1.5

1.6

1.7

1.8

1.9

Среда. Песня ветра

2.1

2.2

2.3

2.4

2.5

2.6

2.7

2.8

2.9

2.10

2.11

2.12

2.13

2.14

2.15

2.16

Четверг. Три кита

3.2

3.3

3.4

3.5

3.6

3.7

3.8

3.9

3.10

3.11

3.12

3.13

3.14

3.15

3.16

3.17

3.18

3.19

3.20

3.21

3.22

3.23

Пятница. Архитектурный ансамбль

4.2

4.3

4.4

4.5

4.6

4.7

4.8

4.9

4.10

4.11

4.12

4.13

4.14

4.15

4.16

4.17

4.18

4.19

Суббота. Желтые занавески

5.2

5.3

5.4

5.5

5.6

5.7

5.8

5.9

5:10

5.11

5.12

5.13

5.14

5:15

5.16

5.17

5.18

5.19

Воскресенье. Эос

Времени нет

***

Моей маме,

которая поверила в меня первой

Вторник. Соглашение

1.1

Изменивший все день начался как самый обычный вторник.

Мариинский парк обнял Эдема южным ветром, провел по щеке последней дождевой каплей и рассказал о прошлой ночи тяжелым шуршанием багровых листьев, не переживших бури.

Эдем вытер щеку рукавом, воткнул внутрь кроссовок концы шнурков, достававших землю, и махнул Капитану, приглашая его присоединиться к пробежке. Это была их частая шутка — на памяти Эдема Капитан ни разу не отходил от своей машины настолько далеко, чтобы потерять ее из виду.

В этот раз Капитан был настроен разыграть сценку. Он вышел из машины в шлепанцах на босую ногу, в просторных штанах, висевших мешком, вероятно, потому что продавались с большой скидкой, и именно это, а не размер, было решающим для Капитана фактором. Он широко развел руки, словно начинал разминку. Потом опустился на носки, стал в позу бегуна и побежал после неслышного выстрела стартового пистолета. Оббежал свой оранжевый «форд» сзади и финишировал у передней дверцы. Открыл багажник, вынул нераспечатанную пачку сигарет и закурил.

Следующие полчаса он будет ждать у машины постоянного клиента, не отлучившись даже на смотровую площадку, откуда открывается вид на левый берег Киева. Эдему, каждое утро выбиравшему для пробежки разные части города, ни разу по возвращению не удалось застать Капитана за каким-то другим занятием, кроме курения или телефонного разговора с женой. Он не смотрел ролики в телефоне, не прихлебывал кофе, поставив стаканчик на крышу машины, и не дремал за рулем. Часто, свесив руку из окна, Капитан просто наблюдал с одинаковым безразличием то за оживленным центром, то за сонной окраиной Киева.

Эдем не мог объяснить себе, почему сегодня выбрал для пробежки Мариинский парк. Он проснулся с медным привкусом во рту и с пол минуты не открывал глаз, тщетно надеясь сохранить в памяти розовое марево сна. Умывшись, выбросил в мусорное ведро бутылку и убрал следы вчерашней попойки. Он знал: единственное средство не скатиться в алкоголизм — соблюдать ритуалы. Одним из них была неизменная чистота в квартире, вторым — обязательная утренняя пробежка или быстрая ходьба, если отравленный организм не успевал восстановиться за ночь.

Последние дни были полны тревоги и неприятностей. Они должны были смениться белой полосой, и Эдем заявил самому себе, елкая одноразовой бритвой по подбородку, что это произойдет именно сегодня. Мариинский парк был подготовкой к чуду. Наградой дню за еще не совершенный подвиг.

Если бы Эдему сказали, что этот вторник может оказаться для него последним, он бы поверил и в это.

Старт давался через силу — все-таки Эдему уже было далеко не двадцать, чтобы успешно совмещать алкоголь вечером со спортом утром. Пробираясь между мелкими лужами, он побежал вглубь парка, чтобы укрыться от шума пробуждающегося города. Он никогда не понимал людей, выходивших на пробежку в наушниках — так можно было не услышать самого главного, но сейчас Эдем предпочел бы музыку, а не стук собственного сердца. Густой запах прелых листьев требовал, чтобы бегун забыл о звуках и красках рассветного неба, сосредоточился на одном органе чувств и просто дышал полной грудью.