Неожиданно печка затихла, и шофёр раздосадованно буркнул:

— Ну отлично, теперь ещё и печка накрылась! Осталось только тут заглохнуть для полного счастья…

Я повернулась к сидящему рядом Руперту:

— Рупи, я мельком слышала разговор Семёновны с Борис-Иванычем. Он сказал, что у нас остались считанные часы, поэтому нас нужно было скорее увозить из школы. Ты же видишь, что это бегство, правда? — Я выглянула в окно, где ветер гонял над тротуаром снежное коловращение. — Меня всё это до жути пугает. Телефоны не работают. Все едут в одну сторону, а в обратную – никого. Это натуральное бегство.

— Бегство? Но куда? — Брови на хмуром конопатом лице сошлись над переносицей.

— Не куда, Рупи, а откуда… С планеты. В Симерии ведь аэропорт и космопорт. Вот все туда и едут.

— Мне кажется, ты права. От чего бы нас ни спасали, это должно быть очень серьёзно… Бррр… — Руперт поёжился. — Холодно-то как… Смотри-ка, стекло потихоньку инеем покрывается. Вот, Лиза, возьми. — С этими словами он расстегнул рюкзак, достал оттуда свитер и протянул мне. — Мама всё время боится, что я опять простужусь, поэтому заставляет меня таскать его с собой. Мне-то хоть бы что, а тебе он точно пригодится.

— Спасибо, Рупи. Твой свитер очень кстати, у меня уже пальцы замерзают…

Я натянула на себя мягкий пуловер и спрятала ладони в шерстяные рукава. Рупи тем временем с придыханием пробормотал:

— А может, нас отвезут на Землю? Было бы здорово!

— Я не хочу на Землю. Я хочу домой, к родителям, — сказала я и выглянула в окно. Словно черепаха, наш автобус медленно и уныло полз через утопающий в сугробах город. Спереди вдруг раздался возбуждённый юношеский вскрик:

— Родион Палыч, радио! Сделайте погромче!

Через помехи доносились обрывки мужского голоса, который с явным трудом сохранял профессиональную выдержку. Голос вещал:

— … поглощает свет и глушит все типы электронных сигналов. Сотовая связь не … … … объявлена всеобщая эвакуация. Воздушные войска мобилизованы и в данный момент предпринимают все возможные усилия, чтобы … … … отстоит от планеты на тысячу двести пятьдесят … … … рекомендовано выбирать южные маршруты…

Все вокруг застыли и слушали радиоприёмник. Вскоре передача оборвалась и началась заново – видимо, кто-то поставил в эфир запись на повторе. Из трансляции следовало, что массивная чёрная сфера нависла над северным полюсом Кенгено и каким-то образом стремительно разрушала атмосферу планеты, что вызвало почти мгновенное похолодание. Было в этой трансляции что-то про военных, которые вот-вот дадут отпор неопознанному объекту, про то, что именно сейчас важно избегать паники, но я уже не слушала.

Мне вдруг стало нехорошо, замутило и закружилась голова – возникшая в воображении картинка лишала остатков сил. Я чувствовала себя загнанной в ловушку, из которой нет выхода…

Внезапно откуда-то извне раздался приглушённый удар, а следом – громкий хлопок. Наш автобус резко остановился, и меня кинуло вперёд, в сиденья на предпоследнем ряду. Ярким сполохом оранжевое зарево осветило улицу, и спереди послышался могучий трехэтажный мат Родиона Павловича. Мои одноклассники повскакивали с мест и через заиндевевшие окна принялись высматривать, что же там такое произошло. Слева внизу мелькнула замыкавшая колонну полицейская машина – визжа сиреной, она обогнула наш автобус и скрылась впереди. Донёсся взволнованный голос:

— Вот это авария! Смотрите, как полыхнуло… Скорость-то была приличная!

С возвышения в задней части автобуса сквозь мглу, окутавшую улицу, я видела за лобовым стеклом взметавшиеся к небу языки пламени – аккурат на перекрёстке метрах в ста впереди грузовик, шедший наперерез потоку, протаранил бензовоз. Видимо, отчаявшийся водитель вышел на встречную полосу, не рассчитал скорость и не справился с управлением на скользкой дороге. От удара цистерна раскололась надвое и полыхнула, и теперь горящее топливо разливалось по перекрёстку, отрезая нам путь вперёд. Встречная полоса уже была перекрыта полицейской машиной, а рядом с огромным гудящим костром суетились чёрные силуэты.

— Детки, пристегните ремни! — зычно скомандовал Родион. — Придётся немного срезать околицами, чтобы не остаться тут навсегда…

Никаких ремней, конечно же, не было, поэтому я просто вцепилась в переднее сиденье. Автобус скользнул вперёд, дёрнулся, а потом с пронзительным жужжанием коробки передач стал сдавать назад прямо по тротуару, набирая скорость и протяжным гудком распугивая редких пешеходов. Словно заправский автогонщик, водитель вывел тяжёлую машину на пересечение с переулком, юзом оттормозился и, выкрутив руль, повёл автобус дворами. За покрытыми инеем окнами мелькали заборы, заснеженные помойки и припорошенные снегом припаркованные легковушки. Откуда-то из щелей задувал морозный воздух, и меня трясло от холода, однако мы хотя бы двигались, чего нельзя было сказать о тех, кто остался позади.

Родион был самым пожилым из школьных шофёров – и самым опытным. Он всегда ездил по правилам, полжизни проработав водителем-дальнобойщиком, поэтому был безжалостен к тем, кто подрезал его автобус или пытался обогнать в неположенном месте, во весь голос распекая нарушителя злобным многоэтажным матом. При всём этом он очень любил детей, относился к ним как к своим собственным внукам и ужасно краснел, когда осознавал вдруг, что его матюги и проклятия в адрес очередного лихача, застыв в молчании, только что слышал полный автобус ребятишек…