— Как будто ждала ее совершеннолетия.

— Может, и ждала, может, нелепая случайность.

— Вера пишет стихи… Уже пробовала искать ее по соцсетям, но ничего не нашла. Сейчас только ленивый не берет псевдоним или как это в сетях называется… не сильна я в этом, — сбивалась от волнения она.

— Только не говори мне, что теперь я должен искать еще и поэтессу. Кстати, Вера, как и ее мать, родилась в Москве.

«Куда ее мать Надежда, оказавшаяся еще в младенчестве в деревне, переехала после смерти Ларисы Кропоткиной».

— Где она прописана? Есть недвижимость?

— За ней была однушка в Новом Переделкине, перешла в наследство от Надежды. В официальном браке твоя покойная тетушка, так же, как и Вера на сегодняшний момент, никогда не состояла. Однушка тридцать восемь квадратов. В девятнадцатом году она была продана Верой. Последняя и единственная собственность, где прописана твоя Вера — однушка в Митино, тридцать квадратов. Больше за ней ничего.

— Отец известен?

— Нет. Прочерк.

— Кем же работала Надежда? Она ведь не могла всю жизнь быть безработной?

— Варь, ты издеваешься?! Если бы мы искали преступника, я был бы вынужден задействовать совсем другие ресурсы.

— Всё-всё, Сереж, и на том большое спасибо, — скороговоркой выпалила Самоварова, прекрасно понимая, что подробное расследование запутанной истории ее новоиспеченной родни вынуждало полковника, давно вышедшего на пенсию и на время закрывшего свое частное детективное агентство, у кого-то «одалживаться».

Это сейчас — все на виду, а Надежда стартовала в большую жизнь, когда архивы еще были «бумажными». Нынешняя компьютерная эпоха по крупицам захватила из прошлого биографии преступников или заметных бизнесменов. Бедовая же тетя Надя, судя по всему, была обычной матерью-одиночкой с несложившейся судьбой и трагичным, в подобных случаях вполне предсказуемым финалом.

Так и застыв посреди арки с зажатым плечом и ухом мобильным, Самоварова упрямо отгоняла некогда часто мелькавшие перед глазами мрачные картины: скверные «хаты» — притоны наркоманов и алкоголиков, опухшие лица хриплоголосых женщин, давно потерявших счет дням и своим случайным любовникам, часто пласкиво-агрессивных, их детей, брошенных на произвол судьбы, шатающихся сызмальства по подворотням в поношенных, с чужого плеча курточках, с колючим и недоверчивым взглядом волчат.

Далеко не всегда те, кто их породил, были необразованы и происходили из неблагополучных семей. Во дворе дома, где выросла Варя, в соседнем подъезде, на первом этаже была одна нехорошая квартира.

В любое время года и суток, гуляя во дворе, можно было разглядеть, как в тот подъезд по несколько раз на дню шмыгали потрепанные мужички с авоськами и гремевшими в них бутылками или же выходили с коробками с пустой тарой «на сдачу».

Хозяйкой квартиры, как активно судачили старшие, была бывшая балерина Большого театра. Переезд этой дамы в их дом и стремительно последовавшее за этим ее падение пришлись на Варин подростковый возраст. Любопытная, вбиравшая в себя мир вокруг, она все пыталась увидеть опальную балерину в числе прочей «алкашни».

Ее внешность красочно расписывали соседки, но Варе она не попадалась на глаза так долго, что в какой-то момент ей стало казаться, что балерины вовсе не существует или же она — лежачая, круглосуточно спаиваемая маргиналами больная.

Одним майским днем, когда Варя со школьной подружкой весело хохотала на лавочке, вспоминая дурацкие шутки мальчишек-одноклассников, из двери подъезда не вышла — выпорхнула пожилая и очень худая женщина в красном стеганом, не по сезону, пальто. Следом за ней вывалила свита из нескольких уже примелькавшихся потрепанных мужичков.

Дама с хрипотцой громко голосила, до ушей подружек донеслись нецензурные слова, и они прыснули смущенным смехом.

Дама, остановившись на пешеходной дорожке как раз напротив лавочки, вдруг встала в своем пальтишке на мыски, расстегнула его и, дерзко поглядывая на школьниц, начала танцевать.

Движения ее то и дело клонившегося назад корпуса и раскинувшихся позади него рук нельзя было назвать красивыми, но Варино внимание захватили движения её ног — они были уверенными и выверенными в каждом касании.

Казалось, эти тонкие и жилистые, с выступающими реками вен ножки живут отдельно от тела своей пропащей хозяйки. Когда ножки лихо крутанули фуэте, у Вари захватило дух: какое поразительное мастерство!

— Мастерство-то, девки, не пропьешь! — закончив и поклонившись, балерина распрямилась и, словно считав ее мысли, поглядела прямо на Варю.

Школьная подружка, снисходительно и неприятно смеясь, начала громко хлопать, а Варя сидела, пораженная, и во все глаза продолжала пялиться на балерину. Под одобрительное улюлюканье мужиков дамочка в красном пальто покинула в их сопровождении двор, а через полчаса вернулась с пополнившейся двумя пьянчужками компанией и зашла, уже едва держась на ногах, в свой подъезд…