Дойдя до условной черты под названием «мудрость», пытаемся не лепить на лоб ярлыки, а если такое все же привычно происходит — корим себя за черствость, пытаемся если уж не принять, то понять.

Здесь скептик поспорит, скажет: «Разве мало в мире жестокосердных стариков? А больные часто озлобляются и вовсе не ищут покаяния». Но я уверена, что их злобная гримаса — всего лишь поистрепавшая маска, маска человека, в душе которого идет нескончаемая борьба света и тьмы».

Мобильный в кармане плаща булькнул сообщением.

«Принарядись» — велела, сопроводив сообщение смайликом с мордочкой в сердечках неугомонная Матросова.

— Опять, что ли, в театр пригласит? — с тихой благодарностью оторвалась от своей невеселой философии Варвара Сергеевна. — Сейчас, друг мой, придется тебе чапать в отель. В магазин женской одежды тебя точно не пустят. Ты же, к счастью, не мопс! — оправдывалась хозяйка.

Лаврентию мучительно хотелось одного — вернуться домой и выйти на связь с Лапушкой. Но нити судьбы, как и выкрутасы изменчивой памяти, плетутся по своим законам. Лаврентий был не только телепатом, но и фаталистом.

Невероятно.

Матросова жила в том же доме, где была квартира полковника, приютившая Варю в окаянные дни начала октября тысяча девятьсот девяносто третьего. Только квартира блогерши находилась в третьем подъезде, а полковничья — во втором.

Люк, из которого вылез он, оставался на том же месте. Теперь это был просто грязный металлический люк, а почти тридцать лет назад эта безобидная железяка символизировала начало события, которое она упорно зарывала в памяти.

И ей это удалось…

Полковник, тогда еще майор Никитин, обладал мощной энергетикой, способной засосать в себя, а затем выплюнуть все то, что было ему ненужно.

Сергей был, как и тот, эгоистом до мозга костей.

Или же мы, женщины, всегда так определяем мужчин, что задели нас, едва не сшибли с ног?

Возможно, дурная привычка находиться в перманентном романе с Никитиным спасла ее тогда от помешательства, а привычная боль от отношений с женатым сделала сильнее.

Она привыкла к своей второй роли, привыкла не получать того, что хотела.

Ей не доставало хитрости или же злобы, чтобы извлечь из таких отношений, как это получалось у некоторых, одну только пользу.

…Как только она вышла из метро, первое, что услышала, был грохот танков.

Бесчисленная толпа валила в сторону Белого дома. Охваченные не то яростью, не то задором — в диком гуле было не разобрать, — люди шли по Калининскому проспекту и примыкавшим к нему улицам.

Когда Варя, продираясь сквозь людскую гущу, где шагом, где — бегом добралась до своего переулка, откуда-то с ближайших крыш началась стрельба.

Не останавливаясь, она пробежалась взглядом по крышам — по ним никто не перемещался, но выстрелы продолжались, значит, работали снайпера.

В кого они целились?

Зачем стреляли?

На эти вопросы и по сей день ответов нет.

Было ли ей страшно?

Она не успела понять… Как только, уже вблизи подъезда, где было в этот час удивительно пустынно, она замедлила ход и, достав из пачки сигарету поняла, что ей нечем прикурить, в нескольких метрах от нее открылся люк, и из него, ловко подтянувшись на сильных руках, вылез человек в камуфляжной форме и балаклаве.

В ее рабочей характеристике было указано, что она стрессоустойчивый, хорошо владеющей эмоциями следователь криминального отдела.

Но эти качества, как оказалось, были применимы только к ожидаемому.

За годы кропотливой работы она изучила повадки не только преступников; свидетели и жертвы преступлений нередко вели себя противоречиво, психика в состоянии шока имеет свойство защищать своего носителя и выкидывать подчас необъяснимые фортели. Но в те секунды она растерялась почище простого терпилы — вылезший из люка двигался прямо на нее.

В два прыжка подскочив к ней, прихватил ее за руку:

— В этом доме живешь, краса-а-вица?

«Кра-а-савица»…

Она неопределенно мотнула головой.

Ее табельное осталось в хранилище отделения в другом городе.

Неизвестный в мгновение ока схватил ее обеими руками и замкнул их в кольцо на ее груди. Она неловко попыталась ударить его ногой в пах, но промахнулась и лишь больно ушибла колено о его бедро.

Он уже тащил ее в подъезд и чем-то вполголоса угрожал, хотя не исключено, что «угрозы» уже позже дорисовала в ее воображении коварная психика.