И это моя вина.

Даже если предположить, что через минуту-другую появится машина, а водитель окажется добрым самаритянином, у нас нет ничего, кроме одежды на теле. И это без учета перчаток, потому что я спрятала пару, которую одолжила у Тома, в сумочку, пока пользовалась телефоном, потому что сенсорный экран с ними не работал.

Я скрещиваю руки и обнимаю себя, когда нарушаю тишину.

— Как думаешь, когда-нибудь мы будем вспоминать об этом и смеяться?

Хотела бы я забрать назад этот вопрос, как только он срывается с языка.

Даже если когда-нибудь в далеком будущем мы оглянемся назад и посмеемся, мы с Томом не будем смеяться вместе.

Он, скорее всего, будет рассказывать своим милым детям о своем непростом морозном приключении на пути к бабушке, а я останусь... одна.

Вместо того чтобы ответить на мой неуместный вопрос, мужчина бросает на меня взгляд.

— Почему ты не расстроилась из-за потери телефона?

— Расстроилась. Просто ты не можешь этого понять, потому что мое лицо застыло от холода. — Я пытаюсь улыбнуться, но получается натянуто. — Я похожа на одну из тех фотографий с седьмой страницы, на которых пластическая операция пошла не так, как надо?

— Шестая, — говорит он, опуская подбородок и улыбаясь. — Шестая страница. И если не принимать во внимание замороженные черты лица, Кэтрин, которую я знаю, дрожала бы от ужаса, лишившись самого ценного, что у нее есть. А ты — нет. Почему?

Он прав. Мне неприятно, что он прав, но не могу отрицать, что прежняя я сошла бы с ума, оставшись без телефона хотя бы на пять минут. И хотя знаю, что люди не меняются за один день, я не могу отрицать тот факт, что за последние двадцать четыре часа что-то изменилось.

Мой телефон больше не кажется мне самой ценной вещью.

Том не дает мне соскочить с крючка.

— Ты не волнуешься, что Гарри позвонит?

Я открываю рот, инстинктивно желая сказать ему, что, конечно же, волнуюсь, что пропущу звонок, которого ждала всю свою взрослую жизнь.

Но на самом деле? Я даже не задумывалась о том, что потеря телефона означает пропустить звонок Гарри. До тех пор, пока Том не упомянул об этом.

От осознания этого у меня появилось тревожное чувство. Кто такая Кэтрин Тейт, эсквайр, начинающий партнер?

Чего она добивается? Чего она хочет?

Я слишком боюсь, что знаю ответ на последний вопрос. И что правильнее будет спросить не столько, чего она хочет, а сколько кого?

Кого я хочу?

Я уже знаю. Так же, как знаю, что не получу его.

Я упустила свой шанс с Томом. И всегда это знала. Но до вчерашнего дня не понимала, как сильно хочу повторить все сначала. Второго шанса.

Я подношу замерзшие руки ко рту и пытаюсь вдохнуть в них немного тепла. И почти ожидаю, что Том начнет ругать меня за то, что потеряла его перчатки вместе со всем остальным.

Вместо этого он соскальзывает с ограждения и поворачивается, чтобы встать передо мной. Без слов мужчина берет мои руки и сжимает их между своими большими ладонями, которые почему-то кажутся намного теплее моих.

Том начинает энергично растирать мои руки, и, хотя его взгляд прикован к нашим соединенным рукам, а не направлен в глаза, в этом действии чувствуется удивительная близость. И еще доброта, которую я не уверена, что заслуживаю.

— Ты меня ненавидишь, — тихо говорю я. — Потому что из-за меня пропали наши сумки.

— И да. И нет.

— Да, ты меня ненавидишь. Но не из-за сумок? — спрашиваю я, изучая его черты.

Том поднимают глаза и наши взгляды встречаются. Он подмигивает, и прежде чем я успеваю понять, как это отразилось на моих внутренностях, его взгляд возвращается к нашим рукам.

Я не настаиваю, потому что знаю, что означает это подмигивание. Он не ненавидит меня, просто думает, что должен.

И тогда, поскольку я тоже считаю, что он должен, я продолжаю настаивать.

— Мы можем опоздать на самолет.

Том кивает, затем подносит мои руки к своим губам, обдавая их теплом. Если подмигивание выбило меня из колеи, то легкое прикосновение его рта к моим пальцам едва не сбивает меня с ног.

— Скорее всего, так и будет. Но это кажется правильным, не так ли? Почему все должно начать идти правильно для нас именно сейчас?

Я изучаю его на мгновение.

— Почему ты не сходишь с ума?

— О, еще как схожу, — говорит он с небольшой улыбкой. — Я очень сильно переживаю, что мы умрем здесь, погребенные под снегом, а твоя задница примерзнет к ограждению в том уродливом нижнем белье. Это была бы хорошая карма, не так ли? Быть похороненными бок о бок, в конце концов?