Продавец выглянул из-за кассы — мужчина с огромными, почти комично увеличивающими глаза, толстыми очками. Весь его вид выдавал вечную сонливость, словно он разбудил себя только ради нас. Продавец был средних лет, с редкой челкой, аккуратно зачесанной на лоб, и с чуть горбатым носом, который выглядывал из-под массивной оправы. —

— Чем могу быть полезен, молодые люди? — произнес продавец, потирая маленькие ручки.

— У нас есть некоторые вещи, которые мы хотели бы вам показать, — сказал я.

— Ну что же, — кивнул тот. — Показывайте.

Мы начали доставать из сумки наш товар, и на каждом продавец слегка пожимал плечами, морщил нос и называл цену. Не высокую. Например, картина с изображением горных вершин — на мой взгляд, весьма хорошая — была оценена им не дороже, чем ужин в придорожной закусочной. Потом мы вытащили статуэтку Будды, о которой я был уверен, что она принесет приличную сумму. Однако продавец снова пожал плечами и произнес цифру, которая меня совершенно не устраивала. Везде он находил изъяны, трещины, потертости и непременно показывал их нам, говоря, что это сильно снижает цену.

Я был разочарован. Потому что сумма практически за все получалась не такой уж и большой. Признаться, совсем не большой. Продуктов на это даже на один раз не получится купить. Не говоря уже о запасе.

Пока мы обсуждали очередную статуэтку, Акико подала продавцу черно-белую фотографию с изображением актера. Продавец на мгновение замер, а потом его глаза за толстыми линзами оживились. Он поднял фотографию, пристально глядя на нее, и я уловил, как его взгляд загорелся.

— Акира Накамура? — спросил он с неожиданным интересом, бережно перевернув фотографию, будто она могла раствориться у него в руках.

Я кивнул, внимательно наблюдая за его реакцией. Продавец с трудом скрывал волнение. Это был шанс выбить хорошую цену. Я с наигранной небрежностью пожал плечами.

— Да, кажется, это он, — сказал я, делая вид, что эта фотография для нас — так, мелочь. — Вон, среди старых вещей нашли. Мы не думали, что она чего-то стоит.

— Разрешите достать саму фотографию из рамки? Не беспокойтесь, я аккуратно.

Я кивнул.

Продавец взял маленькую отверточку, осторожно оттянул небольшой металличекий язычок с обратной стороны и вытащил фотографию из рамки. Нам стало интересно, и мы придвинулись ближе, чтобы рассмотреть ее.

— Что это? — вдруг спросила Акико. — Вон там, с обратной стороны. Что-то продавлено. Похоже на… автограф!

Руки продавца предательски задрожали. Он перевернул фотографию. С обратной стороны была надпись:

Хаяси, человеку, который умеет вкусно готовить от Акиры Накамура

И чуть ниже автограф.

Продавец облизал пересохшие губы, потом прокашлялся, поправил очки, и взгляд его стал холодным. Он назвал первую цену — куда более высокую, чем все предыдущие предложения за наши вещи. Но я знал, что могу добиться большего. Я обернулся к Акико и кивнул — она подхватила мою игру.

— На самом деле, эта фотография имеет для нас значение, — сказала Акико, слегка прищурившись. — Мы ведь понимаем, что это не просто снимок. Тем более с автографом известного актера.

Продавец, казалось, уловил настрой. Мы обменялись хитрыми взглядами, и я стиснул зубы, ожидая следующего хода.

— Ну хорошо, — произнес он. — Готов дать за нее тридцать тысяч.

Я улыбнулся, прищурился и, как можно спокойнее, ответил:

— Знаете, мы, пожалуй, отнесем ее другому коллекционеру. Я уверен, ее оценят больше.

— Не спешите, — ответил тот. — Давайте еще поторгуемся. Вы правы, фотография и в самом деле хорошая, редкая. Давайте, я вам дам…

— Триста тысяч! — вдруг воскликнула Акико, заставив меня и продавца на несколько мгновений потерять дар речи.

— Да это же… — заикаясь, с трудом пробормотал тот. — Это же… нет такой цены! Это очень много.

— А нам кажется. Что вполне нормально, — как ни в чем не бывало, ответила Акико.

— У меня нет столько!

— Тогда мы найдем того, у кого есть, — подхватил я.

Продавец вытер трясущейся рукой пот со лба.

— Послушайте, — дрожащим голосом произнес он. — Я могу дать за нее сто тысяч. Не больше.

Я переглянулся с Акико — кажется, она была на грани того, чтобы согласиться, но я сдержал её. Мы ведь пришли, чтобы получить максимум, а не просто быстро избавиться от вещей.

— Двести тысяч — это наша окончательная цена, — сказал я тоном, не терпящим возражений.

Продавец молчал. На его лбу выступили глубокие морщины, а на лице была глубокая задумчивость.