— За тебя Амос. За то, что все обошлось и голова твоя вдруг посмелевшая уцелела и пока на месте — посерьезнев, произнес Бишо.

— Пока что на месте — хмыкнул я и мы выпили.

Чокаться не стали — у нас на шестом уровне это не особо прижилось. Еще у нас было принято пить столько, сколько хочешь и когда хочешь, тост произносился только первый раз и тогда же, обычно самый старший, торжественно наливал алкоголь каждому участнику пирушки. Ну а дальше каждый заботился о себе сам. Крайне дурным тоном считалось подливать спиртное в чужую рюмку или заставлять пить. Столь же плохо, если сам упивался в хлам. И снова я вспомнил недавние слова Босуэлла: разумная мера во всем — кредо сурвера.

Выпив, я, с трудом сдерживая странно сильный рвотный позыв, быстро запихнул в рот кусок курицы, следом отправил зеленый лук и старательно зажевал. Когда вкус водки исчез с языка и глотки, мне сильно полегчало, в желудке разгорался огненный ком, а я твердо решил, что выпью максимум еще одну стопку, да и ту будут цедить на протяжении всей беседы. Бишо же, выпив, с шумом выдохнув, похрустел шеей, неторопливо закинул в рот пару волоконец мяса и напомнил:

— ВНЭКС, говоришь? Они тут каким-то боком?

— Скорее не боком, а прямо разинутой пастью — хмыкнул я и рассказал старому Бишо то, что мог поведать, не подставив при этом Босуэлла. Закончив с этой историей, я отмотал чуть назад и мыслями вернулся в тот день, когда нас почтила визитом тварь людоед, на моих глазах прикончившая многих.

Потом, помолчав, отпив самую малость водки — к этому моменту я уничтожил полкурицы и жадно поглядывал на остатки, удивляясь своей прожорливости — я рассказал о том, что мои родители когда-то были членами ВНЭКС и состояли в ее внутреннем подразделении Фольк. Закончил я искренне недоумевающей фразой:

— Оказалось, что отец в свое время сумел сдать норматив С3! Это ж обалдеть как трудно…

— И чего здесь удивительного? — спросил Бишо, выливая остатки водки себе в стопку.

— Ну… где он — и где спорт.

Я помнил отца таким, каким видел его в последнюю нашу случайную встречу. Тощий, устало сгорбленный, волочащий ноги, с недельной щетиной на впавших щеках… он был олицетворением книжной фразы «человек с потухшими глазами».

— Ты судишь по нему нынешнему. А ведь самый последний алкаш когда-то был кем-то совсем иным — заметил старик и ткнул себя пальцем в исковерканное шрамом лицо, потом указал на левую ступню — Я ведь тоже не таким уродился. Был крепким, спортивным, мог любому надрать задницу, а девки при виде меня аж пищали. Я никого не боялся и с юности знал, что пойду в Разведку. В Охрану Периметра. Буду биться с тварями, буду защищать наш Хуракан от любой внешней угрозы. Я грезил этим. И своего добился. Ну и вот он перед тобой результат моей мечты…

— Да уж — вздохнул я — Жестоко…

— Жестоко? Нет, Амос. Это нормально. За мечты надо платить и я заплатил сполна. А жестоко то, что я заразил своей мечтой обоих сыновей. Я им с детства талдычил что только разведчик может назвать себя настоящим сурвером. И они пошли по моим стопам. Прошли учебку, затем разведку, попали под мое начало и… погибли. А мне так не посчастливилось — я выжил. Потерял сознание, меня вытащили сетью уже частично обглоданного и пришел я в себя в больничке. Лежу значит весь в бинтах, а рядом с кроватью сидит серая полумертвая старуха — я не сразу узнал в ней свою жену, так она постарела за эти дни. И знаешь, что читалось в ее взгляде?

— Нет, конечно…

— Она никогда это не произнесла, но я отчетливо читал в ее глазах самый страшный вопрос для любого мужчины: почему ты выжил, а твои дети нет?

Покрутив в пальцах противно теплую стопку, я выдержал несколько секунд гнетущего молчания и признался:

— Я не знаю, что сказать, Бишо. Это… это правда очень страшно. То, что ты пережил…

— Я человек, что самолично обрубил свои корни — горько усмехнулся старик и глянул на стену, где висело фото его жены и сыновей. Она очень милая и молодо выглядящие, они высятся над ней молодыми и уверенными в себе медведями в парадной форме Внешней Охраны. Разведчики… Самого Бишо на фото не было — но с края фото было кривовато обрезано и виднелась лежащая на плече крайнего парня крепкая мужская ладонь. Обрезал себя…

— Да уж — вздохнул я, медленно ставя стопку на стол — Ты извини, что я…

— Ты тут причем? — буркнул вставший Бишо — Сиди. А я принесу еще одну бутылочку.

— Да мне и этого вполне уже хватило…

— Так и не пей. А мне надо чем-то глотку смачивать. Ведь как я понял, ты пришел меня расспрашивать, а не слушать. Так ведь?

— Так — кивнул я.

— И о чем же ты хочешь знать, парень? — Бишо загремел чем-то под столом, следом зазвенело стекло.

— Обо всем, что за стенами — ответил я — Знаю, что разведчики бывшие и настоящие не любят рассказывать о своей службе. Но мне надо знать.

— А зачем тебе это? Обычно сурверы держатся подальше от всего, что связано с жизнью и смертью за пределами Хуракана.

— И я раньше знать не хотел. Боялся даже знать. Но после того, как столкнулся с тварью тут внутри… во мне проснулся интерес. Потом узнал, что родители были во ВНЭКС и мечтали о увеличении территорий Хуракана…

— Внэксовцы всегда удивляли своей упертостью — заметил вернувший Бишо, ставя на стол покрытую пылью бутылку — И этим мне нравились. Да и сейчас, пожалуй, все еще нравятся. Но для меня это нормально — я то вообще наружу рвался. А ты вроде всегда был тих и незаметен как серая плесень за… к-хм… под раковиной — не слишком складно закончил он свою фразу.