— Потому что мы все знаем, что звери хоть и страшные, но тупые и в Хуракан им не попасть никогда. А вот мутировавшие люди, если сохранили разум, могут и отыскать способ проникнуть внутрь убежища и устроить здесь резню. Поэтому все разведчики и прочие посвященные подписывают подписку о неразглашении. И в целом решение здравое. Зачем зря пугать людей? Кто хочет жить и бояться, зная, что там за стенами кто-то умный и мерзкий строит планы по проникновению…

— Никому этого не надо — согласился я — Страшно. А страх — это плохо. Я по себе знаю, ведь боялся каждый день.

— Страх сегодняшнего дня — еще куда ни шло. А вот страх перед днем завтрашним… люди перестанут работать на совесть и прекратят хорошо заботиться о важных системах Хуракана. Они перестанут создавать семьи и рожать детей — для чего? На корм мутантам? Учитывая постоянные страх и нервозность, люди постараются компенсировать это агрессивностью и в Хуракане начнутся стычки, прольется кровь. И это еще не все… я тебе не стану рассказывать о стрессовом расслоении общества, о почти гангренозном заражении теориями заговоров, о патологичном недоверии к нашим сми и еще много о чем не стану тебе нагружать голову, но поверь — не надо знать людям о том, что вокруг убежища бродят порой крайне опасные не когтями и клыками, а своей разумностью существа.

— Ого… — пробормотал я — Никогда о таком не задумывался… прямо вот никогда…

— Да и я не задумывался — признался Бишо — Все, что я тебе сейчас говорю, это пересказ полузабытого — из того, что нам вдалбливали в голову инструкторы перед первым выходом наружу. Мы получили больше десяти часов теории — и надо сказать они старались не запугать нас, а вдолбить в наши тупые головы истинные причины молчать. Тогда же мы расписались в неразглашении. И тогда же мы, молодые курсанты, поклялись нашими жизнями, что никогда не расскажем обычным жителям ни о чем из увиденного.

— А ты не нарушаешь сейчас клятву?

— Не нарушаю. Из тех десяти парней и девчат кто клялся стоя в круге в живых остался лишь я — Бишо горько усмехнулся и опять потянулся за чайником.

— Ох…

— Не надо меня жалеть, парень. Не дорос ты еще, чтобы меня утешать. Давай вернемся к нашим делам. Что еще спросишь?

— А можно пояснить про умения? — попросил я — Почему именно они важны? Бег, ныряние, плавание, скалолазание, скольжение сквозь щели и воронки. Тебя в учебке этому учили?

— Еще как учили! И не только этому, Амос. Ты пойми — все знания, чему учить разведчиков Хуракана, а чему нет, куплены кровью и жизнями. Помнишь про буферы?

— Конечно. Территория у наружной стены Хуракана, огороженная мембраной. А что внутри буфера и снаружи ты не рассказал.

— Многое ты и сам додумаешь и не ошибешься. Плавание? Ныряние? Скалолазание?

— Ты говорил о подземных реках.

— О сильных реках! Бурлящих! Буйных! Глубоких! — старик даже приподнялся в кресле — Там много воды. Мы находимся в известняковом карсте, а он материал предательский. Настолько предательский, что никогда не почувствуешь себя в безопасности даже в старом буфере, укутанном не одной, а тремя или четырьмя мембранами. Ты можешь месяцами ходить в обходном патруле по одному и тому же месту, а на сотый раз он с треском проломится, ты пролетишь десяток метров, ударяясь об острые каменные шипы, после чего рухнешь в ледяную воду и тебя унесет хрен знает куда и хрен знает как глубоко. Если еще можешь соображать, то задержишь дыхание, закроешь башку руками, постараешься по инструкции плыть ногами вперед и начнешь молиться, что поток выбросит тебя в место, где можно сделать глоток воздуха. Повезет зацепиться за стену и вползти по ней повыше, начнется самое страшное — во-первых, ты поймешь, что скорей всего ты уже живой труп без надежды на спасение, просто пока этого не знаешь наверняка, а во-вторых, попытаешься сообразить, как же теперь вернуться назад, если ты понятия не имеешь где находишься и что ждет тебя вон в той черной воронке сверху. Но сначала надо осмотреть собственное тело и убедиться, что у тебя не переломаны ноги и ребра, а ты просто еще не сообразил и не почувствовал из-за дикого всплеска адреналина…

— Холисурв…

— Умение бегать тоже пригодится разведчику — как только затрещит под ногами этак по-особенному, даже и не описать, но ты сразу поймешь, что вот-вот под тобой обрушится вся галерея или на голову рухнет десяток тонн пропитанного водой известняка… вот тогда спасение только в быстроте ног, чтобы успеть пронестись парой низких и извилистых как кишка проходов. Поэтому и бегает разведчик как спринтер, а не как марафонец. Понимаешь?

— Понимаю — вздохнул я — Спасибо, Бишо. Я прямо загорелся вернуться на беговую дорожку и устроить себе серию спринтов.

— И устрой. Но я так и не понял зачем тебе это. Все же собрался в Разведку?

— Нет.

— Тогда зачем?

Ответил я просто и честно:

— Хочу уйти.

— Уйти куда?

— Не куда, а откуда — из Хуракана. Хочу уйти навсегда.

— Да нет… — медленно произнес Бишо — Я тебе вопрос поставил правильно — уйти куда? То, что из Хуракана, это понятно. Но куда ты пойдешь? Вокруг нас лишь смерть, парень.

Я улыбнулся:

— Может и так.

— Да нет никаких «может»! Я был там!

— Но не наверху — напомнил я.

— Там тоже самое! И это в лучшем случае! — Бишо снова поднялся из кресла, но тут же скривился от боли, схватился за правое бедро и опустился обратно — Уф… старые раны…

— Не хотел тебя так вот…

Старик отмахнулся:

— Прекрати. Но ты серьезно, Амос? Вот так вдруг решил уйти?

— Пока что это просто… мысль… или даже мечта — я осторожно подбирал слова — Дело не в обидах или конфликтах. Просто… неужели я вот так и проживу всю жизнь в бетонной коробке и никогда не увижу небо?