Шрифт:
– Так, розового уже второй цикл не дают, а я помню, как ты их любил.
– Стопку налей.
– Саш, может лучше отвара? — умоляющим взглядом посмотрела жена — тебе же...
– Стопку налей!
– угрожающе повысил тон Саша, перебив ее — Я не могу это есть в сухомятку!
– Нету...— по лицу Зины прокатилась слеза — ты вчера последнюю выпил.
– Врешь, там еще пол пузыря было — прохрипел Саша, сжимая кулаки — доставай, куда спрятала!
– Да нет же, вы с Митрохиным все выпили!
– буквально переходя на плач, сказал Зина.
– А если найду?
– Да пожалуйста!
– закричала она, размахивая руками по сторонам — Ищи, ищи где хочешь! Хоть всю ячейку переверни!
Саша вскочил из-за стола, схватил Зину за волосы и зарядил ей две звонкие пощечины.
– Не смей кричать на меня! Поняла!?
– оттягивая темный плетеный пучок волос, рычал Тимофеев.
– Сашенька, отпусти, мне больно — умоляла Зина.
– Учу тебя, учу, а толку ноль — презрительно шептал он — муж пришел с рабочей смены, хочет отдохнуть, выпить нормально, а жена целый день дома сидит и пальцем не поведет, чтоб мужику хорошо сделать.
Неожиданно на кухню прибежал сын. Тимофеев спешно убрал руки с волос жены и как ни в чем не бывало, сел за стол. Зина отвернула заплаканное от ребенка и стала имитировать привычную деятельность.
– Что тебе, сына? — сдерживая плач спросила женщина.
– А можно мне к Степе пойти поиграть?
– спросил ребенок.
– Уже поздно — ответила Зина — пойдешь завтра.
– Ну маам!
– жалобно пролепетал ребенок.
– Слушай, что мать сказала! — вмешался отец — И вообще, нечего с ним шляться. Я тебе говорил, не ходить на лестницу! Постоянно вас в закрытых секторах ловят.
Ребенок насупился и обиженно зашагал прочь с кухни.
– А ты куда смотришь, мать?
– продолжил Саша — Сын разгильдяем растет.
– Буду воспитывать — покорно сказала Зина.
– Будет она — хмыкнул Саша — А раньше что мешало? Или пока не всыпешь, голова не работает?
Ответа не последовало. Зина тихо всхлипывала, оттирая пригарь кастрюли, моля про себя, чтоб это все кончилось. Тимофеев молча доел ужин, демонстрируя всем своим видом презрение к блюду.
– Я пошел к Митрохину — сказал Саша — может хоть там будут гостеприимнее, чем в собственном доме.
Тимофеев быстро вышел из-за стола и широким шагом покинул ячейку, громко хлопнув гермодверью напоследок.
– Мам, - вопрошая подошел сын — почему ты плачешь?
– Я не плачу, сынок — успокаивала его Зина — просто, капелька соды в глаз попала.
Коридорные лампы дневного освещения постепенно переходили в вечерний режим. Во многих местах, вместо них включались слабые желтые источники света. Этажи готовились ко сну. По узкой лестнице, едва шевеля ногами и шатаясь во все стороны, брел домой инженер Тимофеев. За время своего похода, он успел три раза споткнуться, из-за чего разбил линзу в очках, оторвал кусок перил и уронил, в промежуток между пролетами, заводской пропуск.
– Наверно, паленка попалась — размышлял он — Митрохин, гад! Напоил меня, а мне еще на работу завтра! Как я такой там появлюсь?
Медленно волоча ногами, цепляясь за стены, Тимофеев все же добрался до своего этажа. Оставалось еще каких-то двадцать метров и можно будет спокойно упасть в кровать, а завтра — будь, что будет. Подойдя к своей двери, Саша стал неуклюже шарить по карманам, в поисках ключа.
– Где ты, говнючок?
– тихо приговаривал он, приманивая неуловимый кусочек металла.
Основательно обшарив все карманы, инженер пришел к выводу, что ключи ушли вслед за пропуском.
– Открывай! Ык!
– застучал Саша по металлу гермодвери.
Реакции не последовало. Тогда он постучал еще раз. И еще раз. Но это не привело ни к каким результатам.
– Ну, мать, ты у меня еще получишь — заплетающимся языком сказал Саша — пойду обратно к Митрохину, он настоящий друг. А с тобой — пригрозил он указательным пальцем двери — мы завтра поговорим.
Только Саша успел развернуться, как по ушам вдарила этажная сирена, а в воздухе загулял запах сырого мяса. Тимофеев с ужасом упал на дверь, силясь провернуть гермозатвор, но лишь оторвал каучуковую накладку вентиля.
– Слышь, открой!
– беспорядочно барабанил он — Открой, кому говорю! Ты че удумала? Открывай, хуже будет!
Тем временем в ячейке, Зина лежала на кровати, крепко прижав к себе сына. Она слышала все: и сирену, и стук по металлу двери, и призывы мужа. Она лежала с холодным стеклянным взглядом и слушала, пока ребенок мирно спал.
– Зиночка, милая, родная — жалобно вопил Саша — открой пожалуйста, хоть ради сына! Я пить брошу, только открой.
Дыхание Тимофеева сбилось, в какой-то момент он даже понял, что резко протрезвел. Сейчас он был готов отдать все что угодно, лишь бы дверь открылась. Спустя минуту жалобных завываний, он понял, что никто не откроет. К ногам Саши медленно приближался кипящий фиолетовый туман. Отчаяние, страх, ненависть, все смешалось в безумный коктейль. Сердце выбивалось из груди.