Вообще-то наносить частные визиты в ближайшие вечера я не планировал. Слишком уж насыщенными были последние дни этой недели. Мне хотелось провести всё своё внеслужебное время, валяясь на своём диване. В заботливом окружении Паны и Лизы. Однако, в красивых глазах, по-собачьи преданно глядящих на меня снизу вверх, было столько мольбы и надежды, что отказаться от приглашения я не посмел.

— Ну, конечно, душа моя! — с жаром поддержал я Лиду, — Я сам хотел к тебе сегодня напроситься! Если бы ты знала, как я скучал по тебе все эти дни! Ты ведь такая красивая! — я покрепче прижал к себе заботливую начальницу, чтобы она не разглядела на моём лице чего-то, не совпадающего со сказанным.

Кто-то нервно подёргал дверную ручку со стороны коридора. И почти сразу же оттуда послышался недовольный голос Антонины.

— Не знаю! — кому-то раздраженно ответила она, — Нету их обоих! Ни Корнеева, ни Зуевой! А мне Алексей Константинович велел его найти! Говорят, что от Дергачева он уже минут десять, как ушел. А ни у Данилина, ни здесь так и не появился!

Тихого голоса её собеседницы я не узнал, хотя и предположил почему-то, что это была Алдарова.

— Всё, иди! — Лидия Андреевна нехотя отлипла и мягко подтолкнула меня в сторону выхода, — Но только не сразу, пусть они уйдут! И вот возьми! — она всё же решила сохранить мой визит в тайне от коллектива. Но отпускать без гостинца не захотела.

Прислушавшись, я удостоверился, что за дверью наступила тишина. И отомкнув замок, стремительным броском пересёк коридор. Кабинет меня встретил канцелярской затхлостью. Открыв створку окна настежь, я положил на свой стол вкусно пахнущий свёрток.

Вялые сомнения относительно приготовления чая прервал звонок телефона. Свято помня указание начальника райотдела, я не медля поднял трубку.

— Где тебя носит? — из куска пластмассы мне в ухо ворвался возмущенный визг возбуждённой Тонечки, — Почему я должна за тобой бегать?! — не давая возможности ответить, засыпала она меня глупыми вопросами, не требующими ответов.

— Да иди ты в жопу! — не захотел я подавлять в себе первородную детскую непосредственность. И заодно с этим окончательно передумал греть в чайнике застоявшуюся воду. Идти в туалет за свежей водой мне тоже было лень.

Положив трубку на место, я полез открывать сейф с залежами ненавистного мне процессуального шлака. Дабы, не теряя времени, начать его тщательное и вдумчивое просеивание. Чтобы потом и крепко сосредоточившись, по возможности выявить скрытые в нём крупицы истины. Да, по возможности…

Раскладывая на столе корки с материалами уголовных дел, я уже немного сожалел о только что проявленной искренности. Коря себя за чрезмерно детскую честность, и уныло прикидывая, что же можно будет вскорости противопоставить геене огненной. Необузданной и безумной. По какому-то странному недоразумению названную при рождении красивым женским именем Антонина.

Ленивый ход моих мыслей был прерван внезапным грохотом.

Прежде эта дверь так шумно распахивалась лишь единожды. И как мне помнится, от хамского пинка майора Ахмедханова. Сейчас повторилось всё то же самое, но теперь это уже был не дикий моджахед. А обезумевшая данилинская посыльная.

Мне стало настолько грустно, что почему-то захотелось встать на четвереньки. И, подбежав к ногастой дуре, укусить её. Прямо за изящную лодыжку, обтянутую заграничными колготками. На мои деньги, кстати, купленными.

Моментально представив, как безмерно удивится Тонечка такому моему поступку, я невольно улыбнулся.

Кровожадных моих помыслов Тонечка не ведала и посему продолжала вести себя раскрепощено.

— Ты чего лыбишься, скотина?! — опрометчиво переступив порог и шипя по-гадючьи, двинулась она к моему столу, — Ты чего себе позволяешь, урод?! Меня в нашем РОВД еще никто в жопу не посылал! — руководствуясь какой-то своей изощрённо-извращенной логикой, пристыдила меня смертельно оскорбившаяся девица.

— На х#й тогда иди! — теперь уже начисто утратив остатки позитивного настроя, порекомендовал я Антонине альтернативное жопе направление. — Не захотела за меня замуж идти, тогда на х#й ступай! Дважды предлагать себя не стану!

Последнюю фразу я добавил уже чисто по привычке. Исходя из мудрости и набранного за десятилетия прежней жизни опыта. Если нет желания гасить конфликт с женщиной бурными и продолжительными извинениями в разных неприличных позах, то остаются еще два выхода. Это либо обильная и грубая лесть, опять же, замешанная на поглаживании её груди и долгих поцелуях, либо её, женщины, то есть, глубочайшее смятение. В которое её еще надо суметь ввергнуть. И какое-то время в нём удерживать.

Только так можно восстановить «статус кво» и при этом не потерять своего лица. А смиренно признавать надуманную вину и, уж тем более, откупаться от внезапно оскорбившейся бабы материальными ресурсами, мне всегда было чуждо. И не от скаредности, а лишь потому, что невозможно строить трепетные отношения с единственной и неповторимой на её меркантильности, и своём лукавстве.

— Когда?! — резко остановилась за два шага и словно от недельного запора, выпучила на меня свои бельмы Антонина, — Когда это ты меня замуж звал?