— Нет.

— Такой опытный полицейский, как она, ответил бы, попытался бы вытянуть из шантажиста дополнительную информацию. Ее молчание выглядит странно.

— И денег она, по всей видимости, не заплатила. Ей назначили срок до первого октября, прошло уже несколько месяцев.

Марьяхо вернулась с результатами:

— Сообщение отправлено с анонимной сим-карты с предоплаченным тарифом. При продаже симок положено спрашивать документы, но в данном случае этого не сделали.

— Значит, шантажист не так уж неопытен, — заключила Элена. — Проверь, пожалуйста, Ческины счета. Посмотрим, нет ли там странных операций.

Вошел Буэндиа с открытым ноутбуком:

— А вот это уже интересно.

Все взгляды обратились на него. Он поставил ноутбук на стол. На экране была публикация эстремадурской газеты «Сегодня» от 16 сентября: «В гостинице Сафры убит мужчина». И ниже: «Согласно источникам в полиции, жертве стреляли в голову».

— Убитого звали Фернандо Гарридо, он жил с матерью в Сесенье, занимался торговлей свиньями, поэтому и приехал на ярмарку, — резюмировал Буэндиа. — Эстремадурская полиция в растерянности. На ярмарке предприниматель не попадал ни в какие неприятности, он был известен в среде фермеров, имел репутацию человека серьезного и надежного.

— Поговори с полицейскими Сафры, пусть перешлют тебе материалы.

Буэндиа сразу позвонил коллегам.

— Он заключил удачную сделку и отметил ее с другими участниками ярмарки. Они ездили ужинать в ресторан, в деревню Асебуче, — рассказал ему сержант Гражданской гвардии, который вел дело. — Все, кто с ним ужинал, говорили одно и то же: он был доволен и хотел еще выпить перед сном. В отеле никто не видел, как он пришел. Труп обнаружили утром, когда в номер вошла уборщица.

— Никто не слышал выстрела?

— Никто. Мы опросили всех постояльцев. Вероятно, убийца воспользовался глушителем, но это только гипотеза — мы не нашли ни оружия, ни гильзы, ничего.

По просьбе Буэндиа сержант переслал ему список постояльцев, ночевавших в отеле. Подозрения сотрудников ОКА подтвердились: в списке значилась Леонор Гутьеррес Мена.

— Марьяхо, распотроши этот телефон и звони нам, если найдешь хоть какую-то зацепку, — сказала Элена, вставая и надевая пиджак.

— А ты куда?

— В Сесенью.

Элена вела «мерседес», а Сарате, сидя на пассажирском сиденье, ломал голову над новыми обстоятельствами.

— Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросил он.

— Немного. Видимо, Ческа что-то расследовала. И делала это тайком. И расследование привело ее на животноводческую ярмарку.

— А еще мы знаем, что она искала свою дочь и нашла ее. Как одно связано с другим?

— А еще ее шантажировали.

— Уверяю тебя, Элена, ее загнали в ловушку. Ни одна гостиница не ведет съемку в номерах — где это видано? Камеру установили специально, ради шантажа.

— Получается, кто-то знал, что там произойдет убийство?

— Понятия не имею.

— Я тоже. Давай помолчим, не возражаешь? Мне надо подумать.

Но пазл не складывался. Элена вспоминала, как позвала Ческу к себе в ОКА. Ческа работала в убойном отделе, и его руководитель отзывался о ней очень хорошо: умная, тренированная, трудолюбивая, способная. Инспектор ни разу не пожалела о своем решении, она искренне привязалась к Ческе. Элена грустно улыбнулась: гибель сына заставила ее покончить с прежней жизнью и разорвать ставшие почти семейными связи со всеми коллегами, включая Ческу, как бы больно это ни было.

А Сарате думал о той ночи, когда пропала Ческа. Он еще не понимал, как глубоко эти мысли врастали в него, пронизывая насквозь кишки, печень, легкие, мозг. И сердце. «Если бы я отвечал на ее сообщения, она бы уговорила меня вернуться домой. Если бы я не ушел, Ческа была бы в безопасности. Если бы я был внимательным и чутким, мы бы в тот вечер распили бутылку вина, и она, может быть, рассказала бы мне, почему так странно вела себя в последнее время».

Чтобы выбраться из водоворота мрачных мыслей, он прибегал к разным хитростям: перебирал эпизоды из жизни друзей, напевал про себя любимую песенку, вспоминал, когда в последний раз смеялся от души. Но ни одна уловка не срабатывала. «Будь я хорошим человеком, Ческа сейчас была бы здесь. Это я виноват. Я виноват. Я».

Когда Ордуньо и Рейес вернулись на скотобойню, Эмилио Суэкоса на рабочем месте уже не было.

— В «Шанхай-Ривер» отправился?

— Наконец-то я смогу туда попасть! Может, там и работать останусь, — дурачилась Рейес.

«Шанхай-Ривер» только что открылся, и клиентов пока было немного. Внутри клуб выглядел еще хуже, чем снаружи: треснутые зеркала, обшарпанные красные диваны, полки с бутафорскими бутылками. Пара посетителей болтала с девочками. Все пили — мужчины из рюмок, девушки из коктейльных бокалов. На девочках не было никакой одежды, только стринги, подвязки, чулки, лифчики… Женщина чуть старше сорока, сидевшая у барной стойки, с любопытством разглядывала Рейес. Ордуньо подошел к ней, но не успел он заговорить, как женщина начала возмущаться: