Я сижу за стеклянным столом, а мои мысли заняты вопросом, зачем этим ублюдкам иметь что-то настолько бьющееся и способное отрезать части тела в их комнате для совещаний, где, скорее всего, встречи чаще всего сопровождаются насилием.

Я был так близко к этим Карпелла с тех пор, как они ворвались в мой дом и оставили на мне клеймо. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы остаться на месте, а не воспользоваться дурацким стеклянным столом и не отрубить им всем головы.

Я чувствую жжение глаз Сальваторе на своем лице, но пока не могу признать его присутствие. Его брат, дон Лафамилья, Карлос, сидит напротив меня, а его подчиненный Рамиро — справа от него. Сын Карлоса, Ренц, сидит слева от него. Он следующий в очереди на трон, и у него тоже довольно смертоносная репутация. Его консильери — Сальваторе, брат, который обворовывал его и его организацию, и он самый потный Карпелла в этой комнате.

Я бросаю взгляд на бинт, обматывающий руку Сальваторе, и ухмыляюсь. Он должен беспокоиться о том, что потеряет гораздо более важную часть тела, если переговоры пойдут плохо, и он покажет своему брату, какая он крыса.

— Я понимаю, что контракт уже согласован, — говорит Карлос, — но меня не поставили в известность заранее и не попросили дать свое благословение, а это довольно бесцеремонно. Так что теперь вы можете понять мою нерешительность.

Карлос ныряет в самую гущу этой встречи. Он сцепил пальцы, уставившись на меня пустыми глазами. Очевидно, Сальваторе не поставил брата в известность о том, что его дочь сейчас живет под моей крышей, иначе начало его речи пошло бы совсем по-другому.

— История наших семей делает этот союз… сомнительным, — продолжает дон, — независимо от того, насколько мой брат топит за истинную любовь своей дочери.

Последние слова он произносит с отвращением, сморщив нос, как будто слова плохо пахнут из его рта.

Настоящая любовь. В тот момент я решил, что Сальваторе должен использовать ее, чтобы переубедить брата. Сейчас я стараюсь не представлять его дочь мокрой и полуголой в моем душе.

— Сердцу не прикажешь, — говорю я, подавшись вперед в кресле.

Карлос насмешливо вздыхает, переключая внимание на брата, а затем снова прищуривает на меня глаза-бусинки.

— Да, так я слышал.

Дэмарко затягивается с большей силой, чем нужно.

— Да, и это не имеет никакого отношения к тому, какая Виолетта горячая штучка, и к тому, что ты хочешь буквально застолбить за собой право на ее сладкую киску.

Я скрежещу зубами от его неуважительной оценки собственной кузины. Я физически расслабляю мышцы, чтобы ослабить сковавшее меня напряжение. Пусть лучше они думают, что я руководствуюсь жадностью и сексом, чем местью.

Моя реакция должна понравиться дону. Любой состоявшийся мужчина с претензиями на мафиози ударил бы другого за гораздо меньшее.

По правде говоря, я был еще мальчишкой, когда закончилась вражда. Карлосу нужно поверить, что я либо слишком молод, чтобы помнить все подробности, либо слишком влюблен, чтобы таить обиду столько лет. Конечно, при должном стимуле любого мужчину можно купить, а на столе — сладкая киска.

Кроме того, я единственный Кросс, оставшийся в Пустоши.

Чего ему бояться восстания одного одинокого Кросса?

Надуманно вздохнув, Карлос говорит:

— Сердце… как бы то ни было, мы возлагали большие надежды на Виолетту. Это не очень хорошая сделка.

Мой взгляд перехватывает Сальваторе. Он прочищает горло и впервые заговаривает.

— Она моя дочь, Карлос. Я имею право решать, за кого она выйдет замуж. — Дон беззлобно смеется.

— У тебя мертвая жена, мертвый сын и мятежная, никчемная дочь, единственная перспектива которой — удачно выйти замуж. У тебя ничего нет, поэтому ты не имеешь права голоса. — Он прикрывает рот рукой, его темные глаза возвращаются ко мне и буравят мой костюм от Hermes. — Кроме того, я думаю, что ты, брат, прежде всего будешь против этого союза.

Сальваторе напрягается от оскорбления брата. Его негодующий взгляд переходит на меня, и я с вызовом поднимаю бровь. Что для него важнее: его гордость или его жизнь?

— Я смирился с прошлым, — говорит Сальваторе, опуская под стол руку с отсутствующим пальцем. — Люциан — хороший муж для моей дочери. Это все, что имеет значение.

Карлос ворчит, похоже, не убежденный.

Подозрительное чувство закрадывается в мою душу, ползет по позвоночнику. Неделю назад о девочке в семье даже не думали. Ее бросили в танцевальном коллективе и практически забыли. Мой интерес разжег его любопытство и внезапное желание, чтобы его племянница удачно вышла замуж.

Эти переговоры похожи на хождение по натянутому канату, сделанному из колючей проволоки с зажженным фитилем на одном конце.

— К черту все это, — говорит Дэмарко, поворачиваясь в мою сторону. Он показывает на меня пальцем. — Она не твоя, чтобы брать или требовать. — Его разъяренный взгляд переходит на Карлоса. — У нас был уговор.

Карлос усмехается.

— Успокойся, парень. Я уже говорил тебе, что ты не можешь жениться на своей кузине.

Он насмехается.

— По браку, а не по крови.