И даже успела вынырнуть из привычно мутного полусна.

Их послали именно за Элен. И из-под кровати ее выволокли, как она ни цеплялась. За плотное покрывало, гладкие ножки, толстый ковер.

Вытащили — не слушая громких криков, отчаянных воплей, жалобной мольбы. Не требуя заткнуться — просто не обращая внимания. Как глухие.

Выволокли на предательский свет десятков лунных свечей — как же режет отвыкшие глаза! Бесцеремонно засунули в теплую ванну с мятыми лепестками дурманящих роз. Осушили жесткими полотнами. Протягивают новую одежду.

Чтобы не свалилась в обморок — поддерживают. Железной хваткой.

Как когда тащили к их сумасшедшему королю — в прошлый раз. Кармэн, где ты?!

Неужели в этот раз не придешь?! Не придет уже никто?

Почему Элен ждала просто привычную стражу — закованных мужчин? Откуда эти крепкие девы — в странной одежде? Будто прямиком из жутких легенд? Из кровавых сказок, от которых дети громко кричат по ночам.

Но они хоть в силах проснуться.

— Только не белое! — отчаянно взмолилась Эленита. — Ради милосердного Творца, я не хочу умирать!

Им всё равно. Они не верят в милосердного Творца. Если вообще слышат.

И они слишком сильнее ее. Ни разу не ударили, но не дают не то что дернуться — даже толком шелохнуться. Зато продолжают равнодушно облачать. В похоронно-белое.

И заплетают.

Белое платье, белые ленты, неудобные золотые сандалии.

— Я — не девственница! Я не гожусь в жертву.

На столь позорное признание — ни звука, ни жеста, ни презрительной усмешки в ответ. Даже каменные маски-лица не дрогнули. И взгляды. В этом кошмарном дворце зверски убили сотни людей. Мужчин, женщин, детей. Сколь мало взрослых жертв сохранило невинность?

Любые легенды врут — как и всё прочее. Голодному чудовище плевать на такую ерунду. Ею заморачиваются лишь люди. И церковь Творца.

Но в безумном Мэнде вера — другая. Как и ее служители с безжалостными черными сердцами.

— Не надо, прошу вас! — слезы текут ручьем. На белое платье. — Умоляю, не надо! Только не сегодня!

— Красивая, — впервые нарушила молчание одна из дев. — Ей идут слезы.

Равнодушно-равнодушно. Кто это? Старшая горничная? Старшая жрица?

— Пощадите!

Какой вообще был смысл кричать о девственности — если тут насилуют каждую ночь? Невинных девиц просто уже не осталось. Не то что в королевском дворце — во всём мрачном, запуганном городе.

Элен жалко обвисла в чужих тисках, и ее понесли. В шесть железных рук. Седьмая и восьмая заботливо поддерживают голову. С белоснежными лентами и тщательной прической.

Горько-соленый вкус вечных слез.

Нет. Не вечных. Они прекратятся вместе с жизнью.

Болтаются золоченые сандалии. Разгоняют воздух. Удушающий аромат роз.

А дышать им Элен скоро не придется. И уже ничем.

В Вальданэ было так много ярких и скромных цветов. Любых. Даже зимой — в оранжерее. Неужели когда-то они так нравились Элените? Так хотелось, чтобы их дарил Виктор — охапками!

Подзвездный мир будет жить и радоваться дальше. Год за годом, век за веком. А вот от Элен Контэ не останется и памяти.

Почему она не ушла в монастырь? Кармэн выбрала бы хороший. Сейчас Эленита молилась бы где-нибудь…

Жила бы.

Этот жуткий зал она уже видела прежде. Как и аспидный алтарь. И не только в ночных кошмарах.

Только не смотреть на засохшую кровь! Ее вымыли не всю — осталась в потаенных уголках ржавых желобов. Запеклась.

За что Элен такое острое зрение?

Крик застыл в заледеневшей груди. Всё равно бесполезно.

Эленита в жизни лишалась чувств раз пять. Но сейчас не получилось. Слишком жутко. Будто обморок остался за гранью жизни — вместе с охрипшим голосом.

В другие двери — в соседней стене — волокут еще кого-то. Дикий рывок, девичий крик, площадная ругань. Отчаянная пленница почти вырвалась. Только «почти» — это слишком мало. Везде. А уж в Мэндской Бездне…

Впрочем, Элен не суметь и так. Она — слабее. И трусливее. И боится — до сих пор! — что ее еще и изобьют.

Будто важно, что случится перед смертью? Из этого смертного зала Элените уже не выбраться.

Всё заглушил довольный смех с королевского помоста. Тоже до жути знакомый.

Кровавый зверь и впрямь собрался пировать под их смерть?

Да.

Если милосердный Творец существует — если он и впрямь есть — почему допускает такое? Почему всё еще не вмешался?!

— И кто же из них — бедная дворянка, а кто — королевская племянница? Кармэн, у воспитанницы вашего развратного Веселого Двора — безупречные манеры. А вот мой зануда-братец воспитал то ли дикую банджарон, то ли бродяжку с городского дна. Жаль, у нас его уже съели. Всех. Включая главаря. Дети Ночи предпочитают быть дном сами. Вы случайно не обменялись дочерьми, а, любящие родители?