Шрифт:
– Что на нее нашло? – Спросила Яна.
– Сумасшедшая! – Вмешалась медсестра, но мы не слушали ее. Она все говорила невпопад, только раздражая нас. – Мы никогда здесь никому не ставили уколов, даже анализы… Наоборот, все делаем, чтобы помочь женщинам забеременеть. Столькие нам обязаны, благодарят от души, подарки дарят.
– Слушай, Саша, ты ведь не веришь этой дикой истории… Я не представляю, какой врач мог сотворить это с ней… С кем она меня спутала…
Слова Яны приятно удивили меня: я ждал от нее хамства, грубости, криков, чего годно, но только не спокойствия и рассудительности, с какими она теперь говорила. Она не только не оскорбилась из-за нападок Лиды, но и поднялась выше склок и сцен, она… пыталась даже жалеть и защищать Лиду! Ее самообладание делало ей честь. Сколько душевных черт, сколько нравов Яна могла умещать в себе?
– Не думаю, что вообще… был врач. – Ответил я. – Какие агенты, какие американские лаборатории? Ян, ты серьезно?
– Нет, ну не могла же она настолько все выдумать…
А ведь Яна нарочно заступалась за Лиду, и, к стыду своему теперь, много времени спустя, я должен признаться, что всецело поддался ее уловке.
– Яна! Да ты ведь здравомыслящий человек… Она… больна. Ох, как это страшно осознавать. Она свихнулась на почве беременности… Бедная Лида!
На удивление тихо и умиротворенно закончился этот бурный вечер: я дождался Яны, и мы вместе поехали домой. Пошел снегопад, автомобили стали быстро увязать в белой густой жиже, замедляясь и замедляясь. Косые белые лучи, как пули, только без свиста, проносились со всех сторон и одновременно врезались в лобовое стекло. Плотный дым окутал небо, казалось, ему не было ни конца, ни края, снег падал и падал, но края не было и этой истории, и ей суждено было иметь продолжение, только я этого еще не знал. Ах, как многого я еще не знал!
Часть третья
Глава пятнадцатая
2022 год
Две тысячи двадцать второй год оглушил нас всех. Горечь, обида, жгучее чувство стыда и позора; и я, и Яна решительно осуждали действия правительства, и оба только и мечтали о том, чтобы навсегда покинуть Родину, землю, что наполнила наши жизни столь неиссякаемым разочарованием. Оно и раньше переливалось через край чаши моего терпения, но отныне оно не переливалось, нет – оно хлынуло и заполонило собой все, все мои мысли, тревоги, стремления. Я не мог надолго погружаться ни в работу, ни в разговор, ни в увлечения, ни в кино или какой-либо другой отдых. Рука так или иначе тянулась к телефону, и я смотрел и читал новости либеральных каналов. Все из них взывало: «Беги! Оставь навсегда землю, породившую столько низких, тупых существ!»
Яна, воспылавшая еще большей ненавистью ко всему русскому, уже в марте предложила мне поехать на Кипр.
– Я присмотрела там через знакомых жилье по очень красивой цене. С этой страной все равно все кончено, как мне все это осточертело, и «ватники», и режим, и власть уголовников… Нужно иметь пристанище где-то в цивилизованном мире.
– Отличная мысль!
Наконец-то! Свершилось! Как я был счастлив, как окрыляла меня решимость Яны выбраться навсегда из страны, ничего мне не давшей, кроме разочарования и страданий! Наконец-то моя суженая готова к большим изменениям в жизни, и я мог увезти ее из отсталой, немытой России! Холостяцкая жизнь подходила к разумному своему концу, и мне суждено было создать семью – меня уже нисколько не пугала ни грядущая потеря свободы, ни дополнительные обязательства, налагаемые на меня, я так долго ждал их, что совершенно устал бояться, опасаться, сравнивать, размышлять, убеждать себя. Душе просто хотелось совершить некий поступок и навсегда закрыть вопрос создания семьи и поиска второй половинки. Я хотел угомониться.
Кипр встретил нас приветливо. Самолет садился со стороны темно-синего, подернутого бесконечными белыми грядами волн, морем; полуденный солнечный свет так затейливо падал на асфальт аэродрома, наполняя сердце такой беспричинной радостью, что хотелось улыбаться, танцевать, смеяться. Даже теплый ветер, и тот ластился, нежно трепал волосы, щекотал кожу. Все, казалось, так и дышало свободой. Кипр был землей обетованной по сравнению со всем, что я знал прежде. Православное государство, в котором жили европейцы, киприоты, в прошлом греки с их легендарной культурой, так удачно расположилось посреди морей Средиземного бассейна.
И хотя днем здесь было по-летнему тепло в марте, по вечерам мы кутались в кофты или куртки, а купаться пока не решались: слишком холодной была вода в море и бассейнах. А все-таки улыбчивый климат, полный бесконечного солнца, все переворачивал в душе, заставляя забыть все прошлые невзгоды жизни. Да, здесь мы были оторваны от Родины, от ее грехов, ее несмываемого позора, от своей собственной причастности к ее, как я думал тогда, преступлениям.
Первые дни мы наслаждались погодой, солнечными днями, достопримечательностями острова. Вместе с нами прибыло много русских, а те, кто жил здесь давно, делился впечатлениями:
– Никогда не было такого количество туристов на Кипре в марте! Это еще далеко не сезон: ночью сыро и холодно, в море не зайти. А сейчас все улицы в машинах, автопрокат работает по полной. Даже кафе и рестораны преждевременно вышли из спячки и открылись! Бизнес процветает, а местным теперь придется вкалывать, ведь для русских не существует понятия «сезон» или «не сезон»…
– А зимой здесь так же, как и в марте? – Наивный, уточнил я.
– Что вы! Зима здесь – сезон ливней.
– Но это же не так страшно?
– С утра до вечера льет как из ведра на протяжении многих дней. Солнце резко садится в четыре-пять часов, и все, тьма. Фонарей уличных почти не существует. Ни погулять, ни побродить – ничего нельзя. Стены покрываются черной плесенью, если не топить.
– Отчего же не топить?
– Местные и кто живет здесь долго, не топят. Зачем? Это лишние траты. Ходят по дому в куртках и сапогах. Спят с грелками. Но это еще полбеды. От влажности все в квартире становится ледяным, а одежда – мокрой. Берешь то, что было сухим, а оно – мокрое, хоть тресни…