Когда проходит вторая кульминация, я почти чувствую себя виноватой. Я тянусь к нему, желая вернуть должок.

— Дай мне пососать твой член.

— Нет. — Он толкает меня обратно на скамейку, все еще держа бритву в левой руке. — Я не хочу минет.

— Тогда чего же ты хочешь?

Его правая рука лежит на моем бедре, удерживая меня на месте.

— Я хочу попробовать тебя на вкус.

Именно это он только что и сделал - моя влага покрыла весь его рот.

Затем Коул поднимает бритву над моим бедром, и я понимаю.

Мое сердце скачет. Каждый раз, когда мы пересекаем очередную черту, край того, что я знала раньше, отступает вдаль.

— Сделай это, — говорю я.

Он делает один тонкий надрез на моей внутренней стороне бедра, так быстро и резко, что боль вспыхивает и исчезает в одно мгновение, прежде чем я успеваю ее заметить. Кровь стекает по бедру, цвета темнее вина. Он ловит ее языком, слизывая с неглубокой ранки, а затем закрывает рот. Я чувствую, как его язык скользит по оголенному нерву, а затем нежно посасывает, когда он прижимается к нему.

Его рот успокаивает меня.

Я прислоняюсь спиной к стене, глаза закрыты, пальцы снова погружаются в его густые, мягкие волосы.

Я нежно царапаю ногтями его кожу головы, пока он сосет порез. Когда он наконец отстраняется, кровь уже не течет.

Смотрю на след, тонкий и чистый. По опыту знаю, что шрама не будет.

Это те, что ты режешь глубоко, те, что потрепаны, те, что ты делаешь поверх других, которые еще не зажили: они остаются навсегда.

Коул поднимается, увлекая меня за собой. Он целует меня в губы. Я чувствую сладкий мускус своей киски и металлический привкус собственной крови. Ни то, ни другое не кажется неправильным. На самом деле, это настолько идеальное сочетание, что я могла бы придумать его сама, если бы у меня было достаточно времени на эксперименты.

Оргазм сделал меня умиротворенной и спокойной.

— Что ты хочешь, чтобы я надела? — спрашиваю я Коула.

Он везет нас к магазину Neiman Marcus на улице Гири. Почтенное каменное здание стоит на углу, его многослойные стеклянные витрины невероятно шикарны и внушительны даже издалека.

— Разве мы не можем просто поехать в Urban Outfitters или еще куда-нибудь? — ворчу я.

Я уже сожалею о том, что дух сотрудничества заставил меня забраться на пассажирское сиденье Коула. Я не хочу заходить в какой-нибудь душный магазин, где продавщицы наверняка будут смотреть на меня таким взглядом, каким смотрела Джулия Робертс в «Красотке». Они могут сказать, когда ты беден, когда ты не принадлежишь себе.

— А еще лучше, — говорю я, — я могу продолжать носить твою одежду.

Коул разрешил мне одолжить пару своих старых шерстяных брюк и кашемировый свитер. Он даже проделал новую дырку в одном из ремней, чтобы брюки не спадали. Все это слишком велико для меня, но я люблю мешковатую одежду.

— Ни в коем случае, — говорит Коул. — Это была отчаянная мера. И мы сейчас это исправим.

Просто проходя через двери, я чувствую себя неловко. Нам приходится проходить под взглядами двух охранников, которым поручено не пускать бездомных. Я бы чувствовал себя спокойнее в одной из многочисленных палаток, разбитых на Юнион-сквер. Я бы предпочла выкурить сигарету с одним из этих парней, а не терпеть агрессивное: «Доброе утро! Что вы сегодня покупаете?» от накрашенной блондинки с флаконом духов.

— Доброе утро, — отвечает Коул, спокойно игнорируя остальную часть вопроса, проходя мимо нее и продолжая держать меня за руку, пока он ведет меня на крутой эскалатор, ведущий на верхние уровни.

По сравнению с переполненными улицами снаружи, женский отдел кажется странно пустым. Я оглядываю нетронутые стеллажи с одеждой, расставленные по дизайнерам, яркие, богатые и привлекательные, но никем не замеченные. Мы здесь одни, если не считать нескольких разбросанных продавцов-консультантов.

— Где все? — шепчу я Коулу.

— Нет никаких «всех». Ты делаешь покупки с одним процентом - нас не так много.

Сюрреалистическая тишина нервирует меня. Я подхожу к стеллажу с осенними пальто и осторожно поднимаю один рукав. Материал плотный и тяжелый, с искусной вышивкой вдоль манжета. Пуговицы из настоящего лосиного рога пришиты вручную, а меховая отделка на воротнике такая богатая и мягкая, что сразу навевает мысли об арктических животных, зарывающихся в снег.

Перевернув бирку, я издал изумленный смешок.

— Восемь тысяч долларов? — пискнула я Коулу. — За одно пальто? И из чего оно сделано - из обрезков волос Райана Гослинга?

У меня в голове не укладывается, что кто-то может разгуливать в наряде, который для меня означает годовой заработок. То есть я знала о существовании дорогой одежды, но никогда раньше не прикасалась к ней.

Она ощущается по-другому во всех отношениях. Здесь по-другому пахнет. Я попала в другой мир - мир привилегий, где цифры теряют смысл, и ты просто проводишь карточкой по карману, чтобы получить все, что захочешь.