Приходит официант и ставит передо мной луковый суп и бокал белого. Чокаемся с Германом, болтаем. Разговор течет плавно. Мы обсуждаем наше путешествие так легко, будто делали это тысячу раз.

Я смеюсь, щеки пылают, а Герман заказывает еще бокал и еще.

Мне хорошо, господи, как же мне хорошо. Внутри горячо, там пылает огонь. Душа трепещет, взлетает птицей, несется вверх, все выше и выше.

Сердце бьется сильнее, кончики пальцев зудят от предвкушения чего-то большего.

И будто загораются, когда бывший муж берет меня за руку. Это происходит случайно, как бы само собой.

Мы просто идем по тротуару, а мимо проезжает сумасшедший велосипедист. Герман спокойно берет меня за руку и тянет на себя, чтобы я не пострадала. А потом так и не выпускает мою руку.

Мы поддаемся чарам уличного художника, и он рисует карикатуру на нас.

А потом мы долго хохочем из-за того, что в реальной жизни мы вовсе не такие. Мы другие, да.

Возле Эйфелевой башни мы ловим необъяснимую волну.

Уже далеко за полночь, но фонари освещают площадку так ярко, будто сейчас полдень. Огни, которыми увешана Эйфелева башня, отражаются в глазах Германа. Он смотрит на меня так же ослепительно ярко.

Нас окружает множество влюбленных — друг в друга, в этот город, в эту жизнь.

Хочется прокричать, что мы же не такие. Мы просто случайные попутчики. Но я не успеваю вымолвить ни слова, потому что губы Германа накрывают мои.

Уверенно, но нежно. Скорее целомудренно, чем страстно. Так, чтобы у меня была возможность оторваться, сказать «нет».

Но в городе влюбленных не говорят «нет». Говорят: «Я подумаю об этом завтра».

«Нет» говорят дома, когда воспоминания о прошлом накрывают реальность, вытесняя запах ароматных круассанов, свежих цветов с рынка и вкус душистого вина.

Герман держит меня за затылок, а я хватаюсь за его талию. Мы обнимаем друг друга крепко. Заботясь и понимая, что упасть может любой из нас.

Мы молчим, слов нет. Их было сказано так много за эти годы, что сейчас они не нужны ни мне, ни ему. Да и не поверю я в слова. Он это знает, поэтому отводит волосы, открывая мое лицо, и заглядывает в глаза.

Интересно, он видит то же, что и я? Обманчивую сказку?

Спустя час мы уходим в гостиницу, где спит наша дочь. Никаких слов. Никаких чувств. Никаких обещаний.

По крайней мере, высказанных вживую. Расходимся каждый по своим комнатам, уже в дверях бросая последний взгляд.

Всю неделю избегаем друг друга. Вернее, избегаю я. А потом наш самолет прилетает в родную страну, меня встречает Володя, а Германа Инесса.

Мы идем к ним не оборачиваясь назад, не глядя друг на друга.

Так правильно.

Потому что мне кажется, если я повернусь, то уже никогда не смогу пойти вперед. К другому мужчине.

Тамила

Тринадцать лет назад

— Ну-ну, ш-ш-ш, — качаю коляску, чтобы Эми уснула.

Выхожу на проспект, иду тихонько. Через пятнадцать минут дочка засыпает, а у меня есть два часа времени для себя. Я включаю аудиокнигу и неспешно качу коляску, глядя прямо перед собой.

С момента развода прошло три месяца.

Еще болит.

Сильно.

Время пока не властно над моими чувствами. Я безумно скучаю по Герману, по его голосу, рукам, такому редкому, но все равно желанному теплу.

Он звонит нечасто. Четыре-пять раз в неделю. Приезжает по воскресеньям. Настоящий воскресный папа. Все темы, кроме дочери, для нас табу. Ничего личного, никаких эмоций. Только дочь.

Мне кажется, ему больно не меньше, чем мне.

Я замечала, что Титов даже не смотрит на меня, — видимо, настолько обострены у него чувства.

И я как попугай продолжаю повторять, что пройдет. Боль рано или поздно притупится, сгладится, как море оттачивает битое стекло.

Что будет после того, как я освобожусь от своей любви, — не знаю.

Мне сейчас и без мыслей об этом нелегко.

Эми полгода, у нее вовсю режутся зубки, мы не спим по ночам. Няня приходит, но лишь когда мне нужно отлучиться, а это бывает лишь раз-два в неделю, да и то на пару часов.