Шрифт:
Да, с экономикой были проблемы как в стране, так и в редакции. Интересно, как выглядят девушки, пишущие об этом?
— Нормально выглядят, — отворотился от меня Кроликов. — Вот поезжай в пресс-тур в Белоруссию и напиши что надо. Я тебя включил в список.
— Когда ехать?
— На следующей неделе.
— Я тоже хочу в пресс-тур! — заявила Тамара, когда узнала о командировке. — Там ведь за проезд платить не надо?
— Ему не надо, — показал пальцем на меня Кроликов. — А тебе зачем пресс-тур? Верстать?
— Просто съездить, — пожала плечами Тамара. — Я еще ни разу не была в Белоруссии.
— В другой раз, — закрыл тему шеф-редактор. — На Старой площади говорят, у нас верстка плохая.
— Почему это плохая?! — возмутилась Тамара. — Какие материалы, такая и верстка. Между прочим, в ресторанном приложении они были живее. И на дегустацию мы чаще ходили...
— Вспомнила! — вздохнул Кроликов. — Здесь тебе литература, а не мясо по-французски с грибами. Или оно не с грибами?
— С сыром, — тоже вздохнула Тамара.
Да, людям есть что вспомнить. А ты? Ни грибов, ни сыра.
— В пресс-туре чем-нибудь накормят, — подмигнул мне Кроликов. — Нас в Беловежской Пуще лосятиной угощали.
— И самогоном, — напомнила Тамара.
— Отчего он такой крепкий? — посмотрел на меня шеф-редактор. — Он у вас всегда такой?
— Разный, — сказал я.
Я не стал рассказывать, что самогон бабы Зоси, у которой я жил в Крайске, когда работал физруком в школе, был, во-первых, слабый, а во-вторых, с отвратительным сивушным запахом. Но именно он приобщил меня к нашему национальному напитку. Во время учебы в университете я самогон не пил. Как, впрочем, вино и водку. Спортсменом был.
— Паном? — взглянул на меня Кроликов.
— Борцом, — кивнул я. — А также фольклористом. Давай я напишу в «Лире» что-нибудь о фольклоре?
— Лучше о поэзии. Когда появилась профессиональная белорусская поэзия?
— Лет двести назад.
— Очень хорошая рубрика: «Два века белорусской поэзии». Или три.
— Да, начнем прямо с истоков, — согласился я. — Адам Мицкевич, Ян Чечот, Владислав Сырокомля, Павлюк Багрим, Франтишек Богушевич... У меня есть автор, который об этом напишет.
— Из Белоруссии?
— Иван Бурсов, москвич. Корнями он могилёвский.
— Пишите, — разрешил Кроликов. — Все лучше, чем о самогоне.
Я не стал с ним спорить. Самогон пусть остается в моих творениях. Жене, правда, сильно не нравится, когда мои герои вдруг начинают о нем говорить или, хуже того, употреблять, но куда тут денешься? На земле ведь живут, не в заморских странах. Хотя и там, случается...
— А в каких заморских странах вы были? — подняла голову Тамара.
Она всегда оживлялась, когда заходила речь о выпивке, пусть и заморской.
— Ни в каких, — признался я. — Болгария, Польша... Курицы, а не страны.
— Да, — согласился со мной шеф-редактор, — у нас говорят: курица не птица, Польша не заграница. Или Болгария.
— А я бы и туда поехала, — сказала Тамара. — Алексей Павлович, придумайте приложение про заграницу.
— Ладно, — сказал Кроликов, — построю баню — и сразу туда. Тебя тоже возьму.
И мы занялись каждый своим делом.
4
Пресс-тур проходил по Гродненской области. А я ведь имел к ней отношение, оканчивал школу в Новогрудке. В том самом Новогрудке, с развалинами древнего замка и Мицкевичем. А также с очаровательными одноклассницами — рыженькой Людой и шатенкой Светой. Где-то они сейчас?
— Как называется этот городок? — спросила журналистка, сидевшая рядом.
— Сморгонь, — ответил я.
Мы ехали в большом комфортабельном автобусе и смотрели на немногочисленных людей на улицах городка сверху вниз.
— Он чем-нибудь знаменит? — продолжала допытываться журналистка.
Была она симпатичная, что не совсем характерно для корпуса журналистов, пусть и провинциальных.
— Если не считать Огинского, можно сказать, ничем, — ответил я.
— Какого Огинского?
— У которого полонез «Прощание с родиной». Он вообще-то был князем, и весьма родовитым.
— Да ну?! — поразилась девушка. — А что он здесь делал?
— Жил, — сказала я. — Поместье называется Залесье. Говорят, в нем был парк в английском стиле. Большая редкость.
— Почему?
— Трудно содержать, — не стал я вдаваться в подробности. — Вы из Сибири?
— Из Москвы, — усмехнулась журналистка. — Мой папа генерал, и мы сейчас едем на погранзаставу. Но генералов там, наверно, не будет.