За дверью завозились.

— Спасибо, нет, — ответила гостья голосом ровным и злым, вовсе не как у умирающей, поднялась, и ее голова закрыла глазок.

— Ольга Мартынова ведь тут живет? — спросила она.

— Тут, но сейчас она на работе, наверное. Там дети, — ответила старуха и вкрадчиво поинтересовалась: — А зачем она вам? Ой, вижу, вам нехорошо, может, посидите у меня? Вам в таком состоянии на улицу нельзя.

Незваная гостья кивнула — кудри на ее голове качнулись. Хлопнула соседская дверь. Мы с Борей переглянулись.

— Придуривалась? — спросил Борис. — Но зачем?

— Похоже, у мамы будут неприятности. Это жена ее возлюбленного. Ну, с большой вероятностью это так.

— Ей не плохо? — повторил вопрос Боря другими словами.

— Разве что морально. Она уверена, что мама здесь, и хочет так ее выманить. Сейчас у бабки все про нас расспросит, распустит сплетни.

— Вот сука, — прошипел Боря. — Надо маму предупредить.

— Это как посмотреть. Предупредить, конечно, надо. Но если дама поставила цель встретиться с ней, она ее достигнет не сегодня так завтра.

— И что будет? — В голосе брата проскользнул страх.

— Может, драка, может, просто поугрожает… — Я задумался.

Скорее всего, драки не избежать. Потому что явиться к сопернице домой и выяснять отношения — это совсем себя не уважать, умная женщина так не поступит даже в порыве отчаяния. На что она рассчитывает? Проучить соперницу, за патлы потаскать? Так ведь подсудное дело.

Воззвать к совести? Так без толку: в любви и на войне все средства хороши. Влюбленный никогда не откажется от своего, как он думает, счастья.

Только то, что гостья готова учинить разборку на глазах у детей, пусть и чужих, уже говорит то, что она в неадеквате.

Гадать бессмысленно. Надо ждать и действовать по ситуации. Ясно только одно: если жена узнала про любовницу, то скоро начнет бушевать море страстей, и тут пятьдесят на пятьдесят: или мама будет плакать, или эта женщина. Есть маленькая вероятность, что товарищ продолжит вешать лапшу на уши обеим, и несчастными будут все.

Из прихожей мы так и не ушли.

— Еще мама все не идет, — прошептал Боря. — Что делать будем? Дежурить? — Он кивнул на дверь.

— Придется. Надо знать, караулит ли ее эта женщина.

— Угу. Тогда я тут, буду ждать, когда хлопнет дверь, — сказал Боря. — А ты из окна смотри, когда мама появится. Интересно, эта знает, как она выглядит?

— Не факт, — ответил я, отправился на кухню высматривать маму из окна, но вспомнил, что мы его утеплили пленкой, переместился на балкон, где обзор был получше.

Смеркалось, ветер свистел в щелях деревянных оконных рам, качал тополя, гнал по земле поземку. Когда же это кончится? Норд-ост длился, длился, и длился, и казалось, что он с нами если не навечно, то точно до весны.

Вскоре стемнело, а поскольку фонари не горели, было сложно сказать, кто идет по дороге.

Проехал ЛиАЗ, белый, он слился с фоном, и казалось, проплыла лишь красная полоса. Скрипнули тормоза на остановке, выпустив партию людей. Я всмотрелся в силуэты и узнал один… Наташкин. Кутаясь в куртку, сестра спешила в тепло. Видимо, квартира Андрея пострадала, и он отправил подругу домой.

Наверное, только Наташка рада похолоданию — наконец можно пощеголять модными сапогами. Правда, они рассчитаны на нашу обычную зиму, сейчас в них холодно… Наташка поскользнулась, всплеснула руками, но устояла.

Мама не приехала. Похоже, пошла на свидание, а нам или не смогла сообщить, или в порыве чувств забыла, что у нас есть телефон.

— Натка идет, — отчитался я. — Мамы нет.

— Эта тоже не вышла пока, — выглянув в спальню, полушепотом сказал Боря. — Сговорились они там с Ягой, что ли?

Его взгляд упал на стол, брат встрепенулся, кинулся собирать разбросанные бумаги и прятать. Точно голых баб рисует. Спохватившись, он вернулся на пост, и в квартиру вошла Наташка, впустив холод из подъезда.

Боря сбивчиво рассказал, что случилось.

— Я же говорила! — воскликнула сестра. — Что она скоро узнает. Вот баба дурная. И что, она там и сидит?

Судя по шороху одежды, Натка говорила, раздеваясь.

— Полседьмого вечера, пусть домой валит! — продолжала сестра.

Боря что-то прошептал, и Натка заявила нарочито громко:

— Ща выйду, фак покажу им в глазок — не фиг шпионить.

— Ната, не чуди, не усугубляй конфликт, — посоветовал я.

Темноту разрезал свет фар. Медленно-медленно с нашим домом поравнялась темная «Волга», и я разглядел, что она не черная, а бордовая, причем крыло более светлое, а багажник — темнее всего кузова. Фары потухли, машина остановилась, но мама не спешила оттуда выходить.