Шрифт:
До последнего стараюсь не думать, где были эти руки до меня, что вытворял этот язык, и кого еще целовали эти губы. Но дети на стороне не появляются из воздуха. Сознание воспроизводит события последних дней, а воображение рисует яркие картинки возможных измен.
Захлебываюсь от отвращения к собственному мужу и… к самой себе. За то, что так легко поддаюсь его ласкам. Очнувшись, борюсь с подступающей к горлу тошнотой.
– Отпусти, Мэт, - отворачиваю голову, ловлю щекой очередной жаркий поцелуй и зажмуриваюсь. – Поздно ты спохватился. Можешь теперь забыть об этом способе примирения. В конце концов, мы в доме родителей, - упираюсь ладонями в твердый торс, толкаю, сминаю папину футболку на нем.
– И что? Мы не делаем ничего предосудительного. Ты моя жена, - произносит, как главный аргумент и непоколебимую истину.
– Пока что… - перехватываю его горящий взгляд, который кажется нереальным в тусклом свете оставленной на ночь лампы. Принимаю каменное выражение лица, и огонь в темно-синих глазах постепенно гаснет.
– Ксюша, давай на рассвете уедем домой, - нежно уговаривает меня Мэт, как капризного ребенка. Запускает пятерню мне в волосы, перебирает разметавшиеся по его подушке пряди, массирует пальцами макушку. Говорит тихо, размеренно, будто гипнотизирует. Все ближе наклоняется к моим губам, невесомо касаясь их своими. – Там мы с тобой спокойно…
– Ты нашел мой телефон? – выдаю на одном выдохе, не отрывая глаз от мужа и наблюдая за его реакцией.
– Видел СМС?
Мэт каменеет, резко меняется в лице, некоторое время пристально изучает меня, будто видит впервые и никак не может узнать, а затем приподнимается на локтях.
– Хм, - все больше увеличивает расстояние между нами. Упирается кулаками в подушку по обе стороны от моей головы.
– Значит, ты это специально сделала? – через силу выдавливает из себя.
– А телефон оставила, чтобы я увидел?
Зрачки расширены, отчего глаза кажутся дьявольски черными, взгляд холодный, отстраненный и направлен мимо моего лица: ниже, в ямочку между ключицами. Мэт избегает прямого зрительного контакта, сжимает губы и хмурит брови. Каждая мышца на его сильных руках и груди напрягается, превращаясь в сталь. Он кажется разочарованным и напряженным, словно сдерживается, чтобы не придушить меня. Огорчен тем, что я раскрыла его грязный секрет?
– Конечно, иначе ведь до тебя не достучаться. Для меня ты хронически занят. Даже развестись некогда, зато на других время хватает, - осмелев, с вызовом шиплю в его недовольное лицо. Намекаю на любовниц, но он и бровью не ведет.
– Что скажешь?
– спрашиваю негромко и абстрактно, чтобы до родителей не долетело.
Отталкивается от дивана, молча слезает с меня. По помещению разлетается лишь наше тяжелое дыхание – и уносится сквозняками.
– Это ничего не значит, - устало бросает Мэт после паузы.
Садится рядом, уперев локти в колени, небрежно свесив между ног ладони и глядя в пол. Хочется истерично рассмеяться в ответ, но возникший в груди болезненный спазм мешает даже вздохнуть.
– И все? – сипло переспрашиваю, вставая и подтягивая ноги к груди.
– Вот так просто? Для тебя это ничего не значит?
Обнимаю руками колени, группируясь в комок и закрываясь от мужа. Бывшего. Теперь уже точно… Хоть он почему-то не согласен. Яростно протирает лицо, словно приводит себя в чувство, и поворачивается ко мне.
– Если ты думала, что я откажусь от тебя из-за каких-то сообщений, то ты плохо меня знаешь. Плевать, - рявкает внезапно, и я вздрагиваю.
– Ситуация неприятная, но это ничего не изменит и не повлияет на нас с тобой, - жестко чеканит.
– Я решу проблему.
– И-и… к-как же? – заикаюсь, предугадывая ответ.
Сжимаюсь сильнее, мечтая испариться. Незаметно соскальзываю одной ладошкой к животу. В этот момент боюсь Матвея: не помню его таким жестоким. Видимо, любовница поторопилась «осчастливить» чужого мужа – и пойдет не под венец, а на аборт. Но это ничего не меняет.
– Радикально, если потребуется, - Мэт стирает испарину со лба, хлопает себя по щекам и придвигается ко мне.
– Ксюш, ну ты же видишь, что без тебя никак, - укладывает ладони на мои колени, поглаживает, заглядывает в лицо. Говорит мягче и нежнее: - Возвращайся, я сделаю все, что ты захочешь.
Заключив мои щеки в ладони, ласково чмокает меня в нос, тепло улыбается. Словно это наша обычная ссора из-за очередного пустяка. Смотрю на него и больше ничего не чувствую. Как отрезало.
– Я. Хочу. Развод, - выделяю каждое слово.
– Оксана, мать твою, какого… - проглатывает ругательство.
– Почему?
– Разлюбила, - вздергиваю подбородок и стараюсь держаться как можно убедительнее.
– Вот как, - убирает руки.
– Да, - вскидываюсь с места, цепляю лампу, и она с грохотом слетает на пол. Разбивается, погружая гостиную в полную темноту. Одновременно с Мэтом зыркаем наверх, прислушиваемся, но со второго этажа не доносится ни звука. Родители по-прежнему спят в своей комнате. Или делают вид, чтобы не мешать нам выяснять отношения, а заодно громить их дом.