Нет, почему я с Маруськой по магазинам поехала – прекрасно помню. Ее умоляющему взгляду и милой улыбочке просто невозможно противостоять. А когда она еще и обняла меня, назвав мамочкой Сашей, то я окончательно пропала и растаяла. Тем более, что мне оставалось делать, если этот раздражающий «отец года» нагло слился, увильнув от обязанностей?

Признаться, мне очень хотелось проучить его, потратив кругленькую сумму с карты, чтобы впредь он не разбрасывался так бездумно деньгами. Мы с Маруськой выбрали самые дорогие брендовые наряды и обувь. Цифра на кассе заставила меня поперхнуться. И даже малышка ошеломленно вздернула бровь, считая количество нулей.

Я была уверена, что когда Олегу придет эсэмэска из банка, он будет рвать и метать. Разумеется, потом мы бы отменили покупку, но…

Высоцкий позвонил Маруське, коротко спросил: «Это красиво?». Когда она с придыханием ответила: «О-о-огонь», - без лишних слов подтвердил перевод.

Из бутика я вышла с отвисшей челюстью и платьишком стоимостью в мою годовую зарплату.

Кто кого переиграл?

Если так пойдет и дальше, то я попаду к моему непредсказуемому муженьку в пожизненное рабство. Впрочем, я и так там, пока не избавлюсь от штампа в паспорте.

Иначе почему я сейчас послушно спускаюсь по лестнице к Высоцкому, при полном параде ожидающему меня в гостиной?

Не хочу, но перебираю ватными ногами по ступенькам, нервно одергивая изумрудное платье-футляр, подчеркивающее фигуру и доходящее мне до колена. Остановившись напротив невозмутимого, равнодушного супруга, машинально поправляю декольте в форме сердца, что визуально увеличивает мое самое слабое место - грудь, делая ее соблазнительнее. Точнее, так должно быть в идеале, а как выглядит по факту – не знаю. Судя по оценивающему взгляду Олега и его фирменному излому брови, мне в принципе ничего не поможет.

– Недоволен? – дерзко и смело бросаю, хотя в глубине души мне обидно. В последний раз я такой красивой на выпускном была, а потом вернулась в образ пацанки и по сей день из него не выходила.

Высоцкий неторопливо скользит взглядом от ложбинки моей груди к оголенным ключицам, ползет вверх по шее, которая из-за глубокого выреза и короткой стрижки кажется лебединой, и поднимается к лицу. Хмыкает с легким налетом растерянности и удивления, расстегивает пуговицу на воротнике рубашки, тяжело сглатывает и…

– Ты не замерзнешь? – выдает после паузы. Голос приглушенный, но ровный. На замороженном лице ни грамма эмоций.

От неожиданности хватаю ртом воздух.

И это все?

– М? – мычу озадаченно.

Мог бы ради приличия похвалить, сухарь! От возмущения ни одной колкости в голову не лезет, поэтому затихаю и хлопаю ресницами. Молчит и он, продолжая изучать меня.

Не знаю, как долго мы могли бы стоять друг напротив друга, как два высоковольтных столба, и перестреливаться взглядами-молниями, если бы не Маруська.

– Папуль, ну! Как тебе? – подлетает к нам. Звонкая, счастливая и до умиления очаровательная. – Мы же шикарные, скажи? – ловко разводит папу на комплимент.

Радостно крутится на месте, демонстрируя воздушное, нежное персиковое платье, и юбка-солнце вращается вокруг ее талии. Кудряшки подпрыгивают в такт движениям. Остановившись, маленькая красавица выставляет ножку и с озорством подмигивает нам.

– Принцесса, - расплывается в улыбке Высоцкий, любуясь дочерью. Покосившись в мою сторону и осознав, что все это время нагло меня игнорирует, он меняется в лице. Откашливается в кулак.
– Так, девочки, вы, конечно, трындец какие транжиры, но… - вновь тянет уголки губ вверх, смягчаясь и теплея. – Оно того стоило! Мне очень нравится, - абстрактно отвечает Маруське, больше не глядя на меня.

Вспоминаю, как он повторял, что я не в его вкусе. Ничего не изменилось.

Злюсь, но вида не подаю.

Да и пошел ты, Высоцкий! Гурман недоделанный. Засунь свою критику себе…

– Ура! – хлопнув в ладоши, Маруська мчится к двери. – Шевелитесь, а то к бабушке опоздаем, - командует, в точности как Высоцкий, а сама садится на пуфик, достает новые туфельки из коробки и протягивает отцу.

Олег опускается на колено напротив нее, помогает обуться. Пока возится с декоративными ремешками, я неприкрыто рассматриваю его и слегка улыбаюсь. Каким бы вредным мужчиной он ни был, но отец из него получился хороший, который очень любит свою дочь. Мой был таким же – души во мне не чаял, баловал… Спустя столько лет я дико скучаю, и сейчас, наблюдая милую картину, невольно пускаю слезу.

Очнувшись, смахиваю влагу со щек, и суматошно ищу свои фирменные ботильоны из итальянской кожи. Наверное, я погорячилась, когда выбрала такие высокие каблуки, но я ведь планировала вернуть их после того, как пошучу над Высоцким. Доигралась! Теперь не до смеха.

Натянув один, наклоняюсь, чтобы застегнуть молнию, но она заедает на середине. В придачу, узкое платье опасно натягивается в пикантных местах. Быть девушкой неудобно до жути! За что нам эти мучения? В джинсах и кроссовках было гораздо комфортнее.