Шрифт:
— Ну что вы, Алексей Дмитриевич, вы меня вовсе не расстроили. Напротив, даже скрасили досуг.
— Так о ком же вы заботитесь, раз родные ваши почили, а жены и детишек нет? — вернулся незваный гость к прежнему разговору.
— О сестре, — с рассеянной улыбкой ответил Михаил. — Мы с ней вдвоем остались. Родней Глашеньки у меня никого нет. Вот о ней и забочусь.
— Дитя еще совсем?
— Девица на выданье. Между нами разницы всего два года. Устрою ее счастье, после и о своем подумаю.
Полянский деловито покивал, а после спросил:
— В добром ли здравии Глафира Алексеевна?
Михаил, смотревший на пруд, порывисто обернулся и впился в собеседника пытливым взглядом.
— Что такое? — опешил тот. — Отчего вы так странно смотрите на меня.
Воронецкий выдавил улыбку:
— Простите, — и нашелся, чем скрыть свою подозрительность: — Вы назвали мою сестру по имени.
— Назвал, — развел руками Полянский, вдруг выдохнул и хмыкнул: — Вот ведь. Вы, должно быть, не заметили, что назвали сестру по имени, пока говорили. Глашенька. Стало быть, Глафира. А сестрица вам родная, выходит, Алексеевна. Только и всего.
— Да, признаться, не заметил, — усмехнулся Михаил и отвернулся, чтобы скрыть оставшуюся напряженность.
Однако быстро расслабился. И вправду, чего это он вспылил? Вопрос самый обычный, который задают из вежливости. И все-таки укол подозрительности на миг опять ощутил. Что если этот Полянский виновен в состоянии Глаши? Что если он вышел не случайно, и узнать пытается, какова сейчас его жертва, не сказала ль чего-нибудь, не помянула его?
— Глафира Алексеевна здорова, благодарю, — все-таки ответил Воронецкий. — Сегодня вот просила отвезти ее за новой шляпкой, — это уже вырвалось само собой. Но говорить о том, что сестра не здорова, совершенно не хотелось, имел ли незваный гость к этому отношение или нет.
— Ох уж эти дамы, — весело рассмеялся Алексей Дмитриевич, — что юные, что зрелые. Им то шляпку, то заколку. А если уж платье новое, так к нему всё разом! Но, — он поднял вверх указательный палец, — лишь бы были счастливы. И в добром здравии, разумеется. Не люблю, когда кто-то болеет. Даже когда мой слуга — Николашка, простывает, и то расстраиваюсь. Сам ему врача зову. Не дело это, когда человек в горячке мечется. Или еще чего. А ваши слуги здоровы?
— Здоровы все.
— И я вот вроде и здоров, а взял и заблудился, — со смешком ответил Полянский. — Вроде в своем уме, а вечно что-нибудь этакое сотворю. А у вас таких нет? Кто сотворит что-нибудь этакое? Возьмет и заблудится, к примеру, или вовсе уйдет, никому ничего не сказав?
Михаил поднялся на ноги и машинальным движением отряхнулся. Продолжать разговор ему окончательно расхотелось. И новый знакомый начал всё больше казаться подозрительным. Вроде и ничего такого не сказал, а вроде и вопросы странные задает. Впрочем, так Воронецкому казалось из-за Глаши, но может, и не казалось.
— Нет, ничего такого, — ответил он с улыбкой. — Все мои люди знают лес, никто не блуждал. А сестрице и вовсе там делать нечего. Идемте, я велю запрячь коляску. Вас отвезут до поместья Долгохватовых, иначе умаетесь, пока доберетесь.
— Благодарю! — жарко воскликнул Полянский. — И воды! Ужасно хочется пить!
— Разумеется, — кивнул помещик и, сняв повод Метелицы с сучка, первым направился прочь от озера. Новый знакомый последовал за ним.
Он пристроился рядом и некоторое время поглядывал на лошадь Воронецкого, наконец, причмокнул и произнес:
— Примечательная у вас кобыла. Сразу видно, что выносливая. Наверное, замечательно на этакой красавице гнать в галопе.
Михаил немного оттаял, и улыбка его вышла искренней.
— Благодарю. У Метелицы и вправду резвые ноги.
— Метелица? — переспросил Полянский и умилился: — Какая прелесть!
Пока они дошли до усадьбы, разговор и вовсе стал необременительным. Новый знакомец теперь заливался соловьем, рассказывая о «знакомых лошадях». На самом деле знакомыми ему были владельцы, но о них Алексей Дмитриевич сказал едва ли пару слов, а вот об их скакунах…
— Вы любите лошадей, — улыбнулся Михаил.
— Обожаю! — жарко заверил собеседник. — Обожаю и преклоняюсь перед их красотой. Восхитительные животные.
— Отчего не заведете?
— Ой что вы! — замахал руками Полянский. — Я и в седле-то не удержусь. К тому же хорошая лошадь и денег стоит хороших, а я небогат. Да и содержать ее мне негде. Я, знаете ли, квартиру снимаю. Это вам тут хорошо, можно и верхом выехать. Для вашей Метелицы поместье — истинный рай. — Он рассеянно улыбнулся и вздохнул. — Нет уж, буду любить их, стоя на земле. Хотя и я тут умудряюсь… но вы это уже знаете, — и мужчина опять повеселел.
Признаться, наблюдая за новым знакомым, Михаилу подумалось, что энергии в нем столько, что можно было и не предлагать коляски. Спровадить побыстрей, и дело с концом. А Алексей Дмитриевич не только дойдет до своих друзей, но даже может еще пару раз заблудиться и не почувствовать усталости.