— Вдруг… — Михаил неопределенно повел рукой. Затем уселся на подоконник и объявил: — Мы уезжаем, Глашенька. Я принял это решение, и твои возражения слушать не желаю.

Она закрыла книгу и спросила:

— Куда же?

— В Петербург. Мне надо туда по делу, — почти не солгал Воронецкий, — а тебя я одну не оставлю. Так что собирайся, душа моя, уедем завтра поутру. Имеешь, что возразить?

— Вовсе нет, — мотнула головой Глаша. На губах ее вдруг появилась улыбка, и девушка сжала руку брата: — Я очень хочу в Петербург. Едем, Мишенька, непременно едем. Я и сама хотела просить о том же, когда вернешься, да ты раньше меня сказал. Поедем, голубчик.

— Слава Богу, — улыбнулся Михаил и вдруг ощутил облегчение.

Шел десятый час вечера. За окном было светло, и даже солнце еще не скрылось за горизонтом. Пора белых ночей, так что всё было закономерно. Когда-то, когда только получил назначение в этот город, Олег Иванович чувствовал себя неуютно. Даже с закрытыми шторами он помнил, что за ними светло, и уснуть удавалось с трудом. Крутился с боку на бог, тихо бранился, а потом, измотав себя недовольством, погружался в дремоту.

Однако привык он быстро, а после и вовсе перестал замечать, даже радовался, что день становится настолько длинным. А вот когда белые ночи заканчивались, чернота за окном навевала легкое уныние, потому что как-то сразу чувствовалось, что осень уже не за горами.

Но пока окончание светлой поры еще было нескоро, и за окном продолжался день, несмотря на время. Олег, вальяжно откинувшись в кресле, закинул ногу на ногу и продолжил слушать разглагольствования собеседника.

— Вот я по вашему взгляду, Олег Иванович, вижу, что скептически настроены. А, тем не менее, колдовство существует, и я это знаю точно. Вы ходите на сеансы к господину Смелову, видите, что творит Яков Павлович, но отчего-то не желаете слушать о том, что есть силы более могущественные даже чем наш дорогой медиум.

— Отчего же? — лениво улыбнулся Котов. — Я вас слушаю и весьма внимательно. Что до могущественных сил, то тут я и вовсе не спорю. Господь всемогущ, и есть множество свидетельств чудес, которые Он творил. Что же до той дамы, о которой вы говорите, то пока это только слова. А рассказать и я могу немало.

— То есть вы хотите сказать, что я лгун?! — вознегодовал полный мужчина в клетчатом костюме, сидевший напротив.

— Марк Карлович, что же вы такой обидчивый и порывистый, голубчик мой? — покачал головой Олег. — Я вовсе не желал вас обидеть, как и подвергать сомнению ваши утверждения. Однако признайте, вы бы и сами были настроены, как я, если бы некто рассказывал вам нечто невообразимое, но уверял, что всё это тайна, и он не имеет права не то, что знакомить, но даже назвать имя дамы, которую он именует колдуньей. Вы бы поверили на слово? И уж тем более поспешили бы проникнуться рассказами? Я, дорогой мой, привык верить глазам, а не словам. Но это, в свою очередь, не означает, что вам не доверяю. Однако же не поставить под сомнения ваши откровения не могу.

— Ну хорошо! — воскликнул явно уязвленный господин. — Я испрошу у нее дозволения и познакомлю вас. И тогда вы сами увидите и проникнетесь ее могуществом.

— Это было бы любезностью с вашей стороны, Марк Карлович, — вновь улыбнулся Котов. — Вы знаете, я люблю всё таинственное и необъяснимое. Иначе бы меня не было на сеансах Якова Павловича.

— И потому я вам и открылся, — ворчливо ответил господин в клетчатом. — Ждите и будьте готовы изумляться.

— Жду с нетерпением, — заверил собеседника Олег. После достал брегет и, откинув крышку, констатировал: — Однако уже поздно. Благодарю за гостеприимство и беседу, я вынужден откланяться.

Он поднялся на ноги, и Марк Карлович поднялся следом. Он был всё еще возмущен недоверием Котова, потому удерживать или сожалеть, что тот уходит, не стал даже ради приличия, а Олег и не подумал обижаться. Он хотел уйти уже последние полчаса, но продолжал слушать, не столько из вежливости, сколько ради того, чтобы подловить собеседника и вынудить его свести знакомца по спиритическим сеансам с некой колдуньей, о которой взахлеб рассказывал господин Маклин

Господин Маклин был потомком обрусевших шотландцев, перебравшихся в Российскую империю под конец правления Екатерины Великой. Был он флотским офицером в отставке, и на склоне лет вдруг ударился в мистицизм. А началось это увлечение с изучения шотландских легенд. Как сказал сам Марк Карлович, хотел приблизиться к своим корням.

Далее Маклин стал изучать более пристально русские сказки и легенды, даже пытался написать роман «что-нибудь эдакое». Однако осознал, что фантазия его скудна, и решил пополнить ее «случаями из жизни». Так и вошел в кружок любителей мистики, думая, что бросит их посещать, как только наберется вдохновения и материала.

Но вот шел уже шестой год, как Марк Карлович начал посещать салоны и собрания, где имели место мистические сеансы, и всё не считал, что готов взяться за свою книгу. Уверял, что непременно ее напишет, даже делился каким-то сюжетом, однако продолжал откладывать писательство и не спешил расстаться с миром таинственного.

Маклин мог лгать себе сколько угодно, а вот Котов на его счет не обманывался. Книга продолжала оставаться предлогом для знакомых и близких Марка Карловича, чтобы не сочли его чудаком или безумцем. Скорей всего, его считали и тем и другим, но доморощенному мистику хватало и его отговорки. Зато это служило поводом посещать места, куда влекла его душевная склонность, но уж точно не поиск сюжета.

Однако причуды знакомца по сеансам спиритизма Котова волновали мало, а вот люди, которых он посещал, очень даже. Впрочем, сойтись Олег успел еще не со всеми, да и толку пока было мало. Он уже посещал «провидца», к которому его водила вдова унтер-офицера Мышкина (тоже посетительница сеансов медиума Смелова), но тот оказался самым заурядным шарлатаном.