Он улыбнулся.

— А если бы тебе не понравилось? Ты был бы готов его исправить?

— Тут неважно, понравилось бы или не понравилось лично мне. Нужно было бы смотреть объективно с точки зрения общественного блага.

Он сделал большой глоток из своей кружки.

— Хм, — покачал я головой. — Интересно. А ты можешь сказать, какое будущее было бы правильным с этой самой точки зрения общественного блага?

— Ну… — задумался он. — Я, честно говоря, в общественном благе не самый большой спец, но вот лично я бы хотел… Хотел бы, чтобы наша страна была великой и могучей, чтобы с ней считались все другие страны, чтобы люди у нас стране жили счастливо и имели достаток, чтобы не бегали за импортными джинсами, а сами могли производить всё, что угодно, чтобы сами задавали моду и направления в культуре. Чтобы наша инженерная мысль была на переднем краю науки, чтобы мы были сильны не только космическими кораблями, но вообще любой техникой, чтобы наши станки и автомобили были лучшими в мире, а ЭВМ самыми передовыми, чтобы учёные из других стран мечтали работать у нас. Хочу, чтобы наши люди гордились нашими достижениями и жили счастливо. Счастливо и свободно. Чтобы социализм смог реализовать всё лучшее, что в нём заложено, и чтобы мог использовать положительный опыт из других систем. Чтобы каждый мог говорить всё, что думает и это помогало бы сделать наше общество здоровее и сплочённее. Чтобы не было преступников, чтобы не было расхитителей. Вот чего я хочу. А ещё, чтобы во главе страны стояли молодые, дерзкие и отважные руководители. Вот, как-то так, в общих чертах.

Он отхлебнул ещё.

— Шарикову больше не наливать, — усмехнулся я.

— Вот именно! — обрадовался Миша. — Хочу, чтобы можно было читать Булгакова и это бы не считалось зазорным.

— Так ты что, — хмыкнул я, — демократии хочешь?

— Только, не в западном понимании, — замотал он головой. — Запад нам, к большому сожалению не друг и активно работает против нас. Это я точно знаю. А западная демократия — это власть капиталистов-олигархов, а у нас власть народа. И это правильно, надо только подправить кое-что. У нас есть партия, ум, честь и совесть, и система советов. Чем они плохи? Пусть ведут нас вперёд. Но местное самоуправление и подлинное народовластие должны цвести буйным цветом, и тогда плоды будут потрясающими. А, ещё бы систему планирования подтянуть, но это уже с помощью ЭВМ, наверное.

— Ты мечтатель, Миша, — улыбнулся я его наивной прямолинейности и поднял свою кружку. — Пью за тебя и за твои мечты.

— Хотел тебя разговорить, а сам разболтался, — покачал он головой.

— Это неплохо, товарищ майор, очень хорошо даже. Мне доверять можно, тем более, такое будущее мне нравится, и я с удовольствием туда пойду вместе с тобой. Но за него придётся побороться. Ты как, не против?

— Побороться?

— Да.

— Не против, а ты?

— Я только за. Ведь будущее не предопределено и то, каким оно будет, зависит от нас. Поздравляю, кстати, с присвоением очередного воинского звания, или как там говорится?

— Спасибо, Саша, спасибо.

— Ну, за светлое будущее, — сказал я.

— За него, — ответил Миша.

КОНЕЦ

– ------------------------------------------------

Дорогие друзья, книга закончена. Саня Жаров, кажется нашёл своё место. Теперь он не сомневается, что оказался в прошлом неслучайно. У него много дел -- нужно чистить мир от подонков. А там, глядишь, и получится изменить будущее всей страны. Но это, как говарил ведущий телепрограммы, где работал Жар, совсем другая история...

Двадцать третьего июля я приехал в Склиф, подошёл к сестре в приёмном покое и показал удостоверение, красную гэбэшную корку. Большого впечатления она не произвела. Здесь пролегала граница между жизнью и смертью, так что вещи, важные и опасные для мира живых не играли роли для тех, кто заглядывал за эту границу и не раз видел другую сторону.

Корки да корки, подумаешь... Когда человек знает настоящую ценность, ему хоть КГБ, хоть бриллиант размером с кулак — всё одно, суета и томление духа.

— Леонид Сульповар дежурит сегодня? — спросил я.

— Дежурит, — спокойно подтвердила сестра.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Подождите, он сейчас пациента осматривает. Присядьте, как освободится, я вам скажу.

Пришлось подчиниться. Я сел на лавку и стал ждать, а сестра убежала по своим делам. Минут через двадцать она появилась снова. Встала посреди зала и начала оглядывать ожидающих. Я поднялся, и она тут же махнула мне рукой.

— Идите сюда. Вон он, в коридоре стоит. Хватайте скорее, а то убежит сейчас.

Я увидел крепкого невысокого человека в белой шапочке и расстёгнутом халате. Чёрные, не слишком короткие волосы, чёрные смеющиеся глаза, немного крупный нос.

Он говорил с человеком без халата, наверное с пациентом.

— Вы ко мне? — повернулся он ко мне.

— Да, — подтвердил я. — Вы Сульповар?

— Есть такое, — согласился он.

— Надо поговорить.

— Ну, мы уже разговариваем, — улыбнулся он и повернулся к собеседнику, с которым говорил до этого. — Андрей Фёдорович, всё, делайте как я сказал и выздоравливайте скорее.

— Леонид, дело серьёзное очень, — сказал я.

— Не сомневаюсь, у нас тут других и не бывает. Ну, давайте, что у вас? Идите за мной в смотровой кабинет.

— Погодите, я не пациент, — сказал я, когда мы прошли по коридору и скрылись от посторонних глаз. — Вот моё удостоверение.

— Хм… — удивился он, пробежав по строкам глазами. — И что же вам надо, товарищ Жаров?

— Я по поводу Владимира Семёновича Высоцкого.

Сульповар сразу напрягся и взгляд его стал неприязненным.