Шрифт:
На клиторе образуется раздатчик беспрерывного тока. Амин дотрагивается языком и снизу доверху прошибает разрядом.
Дальше я уже беспорядочно мечусь по постели то шепча, то выкрикивая.
К-О-С-Т-Р-О-В.
До самой последней буквы держусь, но нахожусь не в себе.
Он обещал меня высушить, но с каждым мазком, промежность увлажняется намного сильнее. Давящую тяжесть терпеть всё сложнее.
Амин решительно удерживает меня за попу и не прерывается, кружа по складкам языком так, что вставка про искры из глаз будет в тему. От них моё зрение и страдает, когда всё остальное пищит и стонет от восторга, волшебных спазмов и чувственных пульсаций.
Перебираю жёсткие волоски на его макушке. Стопами вожу по покатым бугрящимся склонам внушительных плеч. Поджимаю пальчики на ногах, готовясь вот-вот разразиться стоном от удовольствия.
Вот-вот!
Почти!
Да! Пожалуйста!
Спасибо!
Ниточка между мной и сознанием рвётся. Я рвусь, потерявшись в волнах божественного оргазма. Круть! Невероятная круть! Не представляю, что может быть лучше.
Амин тянется к тумбочке, и я замечаю на ней ленту презервативов. На этот раз он подготовился и исключил форс-мажор. Отцепив один фольгированный квадратик,надрывает упаковку зубами. Отточенным движением прикладывает прозрачную плёнку к поблескивающей пухлой головке. Раскатывает презик по стволу уверенно, со знанием дела.
Моргаю учащённо и силюсь навести резкость. Озвучивать какие-то мысли даже не пытаюсь, потому что мыслей нет, а пушистее облака качают меня и лишают воли.
Амин ложится на меня сверху. Накидывается на губы, заглушив напрочь писк, когда его член врезается во влагалище и треском рвёт девственный барьер. Звон и резкая боль отзываются даже в ушах. Дышать я перестаю мгновенно.
– Нихрена себе сюрприз. Ты когда собиралась предупредить, что девственница? – бросает, просверливая меня недобрым взглядом, и мое сердце отрывается и летит в пятки.
= 20 =
Размер имеет значение. Огромное значение, растянувшее моё влагалище, убийственно твёрдой и громадной эрекцией. Сузиться и вытолкнуть из себя член, абсолютно никакой возможности. Столкнуть Амина с себя, накрыться подушкой и порыдать, а желательно в ней задохнуться, гордость не позволяет.
В моих сухих широко открытых глазах отражается вся боль, которую я познала, потеряв девственность, стыд и совесть. Последние две эмоции хапаю из выражения немого упрёка на лице Амина.
Я больше никогда не буду заниматься сексом.
Никогда! Никогда! Никогда!
Как бы вежливо попросить ЕГО из меня выйти?
– Амин..., — шепчу, с трудом разомкнув , сведённые до онемения губы, на другие подробности объёма моих лёгких не хватает. Дышать немного сложновато.
Прячу лицо у него на груди. Завожу ладони за спину и обнимаю там, где сходятся лопатки. Он весь застыл, нависнув надо мной грозной массой. Если потеряет опору и упадёт то, безо всяких сомнений, раздавит. Это, конечно, приятно, быть распятой под его идеально сформированным телом. Но, не мне и не сейчас.
Колючая волна набегает от груди книзу живота. Стенки влагалища силятся сжаться на твердыне поразившего органа, а получается, от этого становится только хуже, но Амин и сам чувствует, что лежу как деревяшка, опасаясь, шевельнутся и расколоться на две части там, где по мне как будто рубанули топором.
Он молчит. Я молчу. Аргументы закончились, как и волшебство.
С опозданием , но до меня доходит, почему многие не торопятся прощаться с невинностью, чтобы такое вытерпеть и захотеть продолжения, надо тронуться умом от любви. Иные разумные объяснения, моё пострадавшее естество отказывается принимать.
– Пояснишь? – выпихивает, сцепив челюсти и подняв подбородок, чтобы спустить носом шумный выдох. Эмоции в нём клокочут, выступая наружу ветками сухожилий на плечах и крепкой шее. Что-то среднее между злостью и вынужденным терпением.
– Нет. Вытащи из меня член и...я пойду домой, — сипло лепечу, отнимая от надёжного укрытия слипшиеся ресницы. Я ведь в Амина вдавилась так, что почти срослась с ним, особенно промежностью. Он врезался по самый пах и там, в соединении очень мокро, щиплет и саднит, но уже тише.
Ответом мне служит сдавленный брутальный стон. Извлекает карательный орган с аккуратностью, но хочется побыстрее, сама начинаю качаться, но, расширив глаза, прекращаю. Стенки влагалища отчего-то странно отзываются на все наши ритмичные движения, томительно дрогнув, как бы подстраиваются под растяжение.
Охаю, спуская Амину куда-то подмышку длинный выдох. Малюсенький всполох удовольствия вспыхивает и, не разгоревшись ярче, гаснет. Болевой спазм ощущается куда сильнее.
– Блядь, Лия, давай я сам, — осипше рычит Амин, жмурится и с муками, исказившими его красивое лицо, избавляет от давления сверху и снизу тоже.